— У нас заканчивается, у нас заканчивается!
— Не волнуйся, — взмолился Пазел. — Мы найдем воду, Таша, клянусь.
— Не вода! — взвыла она, цепляясь за него. — Не вода! Мысли! У нас заканчиваются мысли, и вскоре у нас их не останется! — И она проплакала всю обратную дорогу до большой каюты.
— И позже, Нипс, — заключил Пазел, — она вообще не могла вспомнить, что была на жилой палубе. Я боюсь, говорю тебе. После шторма она невероятно изменилась.
Нипс пораженно посмотрел на него.
— Все изменилось, — сказал он наконец. — Разве ты не чувствуешь этого, приятель? Я не могу точно сказать, но мне кажется, что… Ну, не знаю, словно весь мир, из которого мы пришли, там, за Неллуроком, только что...
— Ниепарваси Ундрабуст! — внезапно прохрипела леди Оггоск. — Отойди от окна, мерзкий мальчишка! Я не могу уснуть из-за твоей болтовни!
Пазел быстро положил руку на стекло.
— Мы освободим тебя, — сказал он на арквали. — Обещаю, мы освободим вас обоих. Вам просто нужно продержаться, пока мы не найдем способ.
— Продержимся, конечно, — сказал Нипс, на мгновение поднеся пальцы к стеклу. Марила, прислонившаяся к нему, кивнула и заставила себя улыбнуться.
От их мужества Пазел почувствовал себя еще хуже. Он снова взглянул на Отта и понизил голос до хриплого шепота.
— Вспомни, что сказал Болуту после того, как ты ушел. Ту часть, которую я рассказал тебе на следующее утро.
— О тех, кто его ждет? — прошептал в ответ Нипс. — Его хозяев, тех, кто видит его глазами?
— Верно, — прошептал Пазел. — Но не говори больше ни слова! Просто держись за эту мысль, ладно? Они собираются найти нас и помочь. И Рамачни тоже вернется — сильнее, чем когда-либо, сказал он. Так что побереги свои силы. Вот увидишь, все уладится.
Он оставил их, чувствуя себя обманщиком. Кто он такой, чтобы говорить, что все наладится? Что делало его обещания лучше тех, что Таликтрум давал своему народу — или, если уж на то пошло, Мугстур своим крысам? Получилось ли у Диадрелу? Помешает ли что-нибудь им умереть здесь, одному за другим, когда им осталось пересечь три мили Правящего Моря?
Он нашел Ташу сидящей на ящике для сигнальных флагов в задней части квартердека, ее плечи опирались на поручни.
— Тебе семнадцать, — сказала она ровным и отстраненным голосом.
— Клянусь Рином, — сказал Пазел, потому что это было правдой: его день рождения наступил и прошел на Неллуроке. — Как ты узнала?
Таша ничего не ответила. Ее взгляд был прикован к Таликтруму и Элкстему, оба сидели за рулем и спорили о безопасной скорости хода и расстоянии от берега. Майетт стояла рядом с Таликтрумом, что-то шепча и часто прикасаясь к нему. Лорд Талаг, который до сих пор отказывался обсуждать какое-либо возвращение к руководству кланом, в задумчивом молчании наблюдал за своим сыном из обломков рулевой рубки.
На коленях у Таши лежал потрескавшийся керамический кувшин из большой каюты. Пазел перевернул его: совершенно сухой.
— Ты только сильнее захочешь пить, сидя на таком ветру, — сказал он.
Таша улыбнулась и протянула руку:
— Приходи и будем хотеть пить вместе.
Он забрался на ящик с флагами и устроился рядом с ней. Как всегда, когда они были близки, он напрягся, ожидая появления боли от ракушки Клист. Но боль не пришла — и не приходила, понял он, с тех пор, как они прошли через Красный Шторм. Он посмотрел на север. Что случилось с мурт-девушкой? Затерялась ли она в сердце Правящего Моря? Последовала ли за ними (он зажмурился при этой мысли) в Вихрь и погибла там? Или Шторм, наконец, освободил ее от рипестри-любви?
— Киты вернулись, — сказала Таша, указывая.
— Я думаю, они наблюдают за нами, — сказал он, пытаясь пошутить.
Сильная рука Таши обняла его за талию. Он улыбнулся, вспомнив свое детское видение о том, как они вдвоем убегают в джунгли, Лорд и Леди Брамиан. Пришло время рассказать ей, хотя он бы покраснел, а она бы поддразнила его и потребовала услышать все.
Но прежде чем он успел открыть рот, Таша спрятала лицо у него на плече. «Диадрелу», — прошептала она, прижимаясь к нему. И этого было достаточно; его охватила тоска и ему пришлось отвести взгляд.
Той ночью в большой каюте, пока Герцил и Фиффенгурт сидели за столом, разговаривая о недавно умерших и о тех, кто скоро родится, а Болуту набрасывал рисунок своей любимой империи, показывая ее леса, замки и горные хребты взволнованному Фелтрупу, Пазел порылся в своем морском сундучке, в грудах грязной одежды и безделушках. Когда, наконец, он нашел то, что хотел, он встал и без стука вошел в каюту Таши. Она растянулась поперек кровати, читая Полилекс без видимого дискомфорта — по крайней мере до его неожиданного появления. Он закрыл дверь, подошел к ней и поднял голубую шелковую ленту, чтобы она прочитала.