Когда Фиффенгурт поднялся, что-то привлекло его внимание. Он усмехнулся, указывая. На земле было разбросано несколько куч иссиня-черных раковин мидий, все еще влажных после моря. Некоторые из них были взломаны. Пазел посмотрел вниз и увидел маленькие ракушки, густо облепившие основание причала, прямо у ватерлинии.
— Так вот чем они занимались, — сказал он. — Но почему они не принесли корзину? Как они собирались отнести мидии домой?
— Ни одежды, ни корзин, ни инструментов, — нахмурившись, сказал Альяш. — Настоящие свободные души, ага?
— Это странно, признаюсь, — резко сказал Болуту. — Но повсюду есть странные люди. Давайте пойдем и проясним это дело.
Внезапно крик, слабый, но настойчивый, донесся до них от «Чатранда». Они повернулись и посмотрели на корабль, но не увидели ничего плохого. Звук не повторился.
— Мы должны найти воду, — сказал Герцил. — Терпение экипажа подходит к концу.
Двери башни были закрыты; поперек них лежал засов толщиной с предплечье Пазела, с замками на обоих концах размером с обеденные тарелки. Песок похоронил подножие пандуса, ведущего к дверям.
— Это вообще не имеет смысла, — сказал Болуту, — если только в башню не стало опасно входить, пока меня не было. Но что я говорю? Она простояла тысячу лет! Почему она должна ослабеть за последние двадцать?
Тропинка, ведущая в деревню, проходила по внешней стороне морской стены и заросла донником и утесником. В миле впереди, недалеко от набережной с ее разрушающимися доками и хозяйственными постройками, она проходила через каменную арку.
— Там должен быть общий колодец, — сказал Болуту, но уверенности в его голосе не было.
Они направились в деревню. Но не прошли они и двадцати шагов, как один из турахов крикнул:
— Смотрите туда!
Из арки вышел мужчина. Он был голым, как и те четверо, и, как и они, странно приседал и шаркал ногами. Он метнулся обратно через ворота прежде, чем Болуту успел его окликнуть.
Болуту бросился по тропинке, больше не в силах скрывать своего беспокойства. Фиффенгурт крикнул ему вслед:
— Подожди нас, черт возьми, не смей...
Болуту не стал ждать. Он перешел на бег, шлепая сандалиями по пыльной дорожке. Остальные последовали за ним в некотором замешательстве, не уверенные, требовалось ли больше спешки или меньше. Герцил вытащил из ножен Илдракин.
Внезапный крик раздался слева от них, эхом отразившись от камней. Это был мужской голос, но он не произносил ни слова. Это был просто улюлюканье, вызывающее и в чем-то насмешливое.
— Где ты, гром тебя разбери? — закричал Фиффенгурт, поворачиваясь на месте.
— Там, сэр! — сказал турах, указывая вверх. Детское личико с растрепанными волосами и глазами быстро нырнуло за морскую стену.
— Мы должны вернуться, — сказал Альяш. — Мне не хочется идти вдоль этой стены. Они могут забросать нас камнями или еще чем похуже.
Пока остальные стояли в нерешительности, Таша потащила Пазела вперед, к воротам. В том, как она потянула его, была настойчивость, как будто она одновременно нуждалась и боялась того, что ждало ее впереди. Герцил последовал за ними. Несмотря на протесты остальных, вскоре все трое уже бежали за Болуту, который к этому времени был уже на приличном расстоянии впереди.
Задолго до того, как они смогли его догнать, он добрался до арки. Там он остановился и развел руками, словно в восторге. Он повернулся и одарил их улыбкой, белые зубы которой очень ярко выделялись на черном лице, а затем исчез под аркой.
Они были в сотне ярдов от арки, когда услышали его крик — крик ужаса или боли. Герцил удвоил скорость, подняв свой черный меч. Пазел и Таша последовали за ним так быстро, как только позволяли им ноги.
Засада, подумал Пазел. Айя Рин, мы, наверное, опоздали.
Они достигли арки и резко остановились. Они не опоздали: там, в двадцати шагах, на маленькой площади, образованной полуразрушенными каменными строениями, стоял Болуту. В центре был круглый каменный резервуар — резервуар с водой, которую Пазел увидел со вспышкой чистой жажды. И перед Болуту стояли двое ему подобных — два длому, чернее черного, их глаза казались яркими серебряными монетами. Старик и юноша. На них была изодранная рабочая одежда, шерстяные шапочки, низко надвинутые на серебряные волосы, и сапоги из выгоревшей на солнце кожи. У них не было оружия, и они не выказывали никаких признаков угрозы.
Болуту стоял у резервуара, пристально глядя на них. Его рот был открыт, а лицо сжато, как у человека, которому сказали что-то настолько ужасное, что он изо всех сил пытается выплюнуть это из головы. Двое других мягко разговаривали с ним, настаивая на том, что бояться нечего.