Радостный скулеж мастифов перешел в хныканье: их хозяйка не пошевелилась, чтобы поприветствовать их. Джорл ткнул Ташу мордой в подбородок. Сьюзит, затаив дыхание, ходила кругами, пока компания пересекала каюту.
— А теперь быстро, — сказал Герцил.
Они положили ее на скамью под высокими окнами галереи. Герцил открыл шкафчик под скамьей, сунул руку внутрь и, когда его рука вернулась, в ней был обнаженный меч. Пазел и раньше видел меч Герцила — видел, как он темнел от крови и кружился в сражении, — но никогда не видел его так близко. Лезвие было темным и жестоким, с зазубринами в двух местах. Плавная надпись бежала по стали, но годы почти стерли выгравированные буквы.
Герцил заметил его взгляд.
— Илдракин, — сказал он. — Кровь Земли. Так он называется. Когда-нибудь я расскажу тебе его историю.
Он повернулся и быстро осмотрел помещение, затем перешел к спальням и личной ванной комнатой Исиков. Когда он вернулся, Илдракин был убран в ножны.
— Никто не входил в наше отсутствие, — сказал он. — Здесь мы в безопасности настолько, насколько это возможно на этом корабле.
— Тогда мне лучше заняться своими обязанностями, если я вам не нужен, — сказал Фиффенгурт.
— Вы нам нужны, — сказал Герцил. — Но вы нам больше всего нужны как квартирмейстер. Кто еще будет держать нас в курсе планов Роуза?
Фиффенгурт покачал головой:
— Роуз мне доверяет, как я доверяю гремучей змее. И все же время от времени я что-то подслушиваю. Я поделюсь тем, что узнаю. И пришлю к вам отца Таши, как только он поднимется на борт.
— Вы хорошая слива, мистер Фиффенгурт, — сказал Пазел.
— Учитывая, что вы ормали, молодой человек, я приму это как комплимент.
Они заперли за ним дверь. Какое-то мгновение никто не пошевелился и не произносил ни слова.
Затем Герцил спросил:
— Вы здесь, Диадрелу?
— Конечно.
Голос раздался откуда-то сверху. Вот она, на книжном шкафу: женщина с медной кожей, короткими волосами, в черной одежде, с блестящими глазами. Женщина-икшель, которая была королевой, пока не связала свою судьбу с людьми. Присев на край шкафа, она выглядела не больше мыши-сони. Стоя, она могла бы быть восьми дюймов ростом.
— Я знаю, вы доверяете квартирмейстеру, — сказала она, пристально глядя на них сверху вниз, — но должна сказать вам, что мы считаем его одним из самых опасных людей на борту. Он любознателен и знает о проходах и потайных местах «Чатранда» больше, чем кто-либо, кроме самого Роуза. Кроме того, говоря о моем народе, он называет нас ползуны, и в его голосе слышится нотка отвращения.
— Фиффенгурт ненавидит икшель? — спросил Нипс. — Я в это не верю! Он самый мягкосердечный старый моряк, которого я когда-либо встречал.
— Но тем не менее моряк, — сказала Диадрелу, — и обладает всеми пороками моряков. Я не знаю, проистекают ли эти чувства из его прошлого опыта или из общего страха. Но я не скоро открою наше присутствие вашему союзнику.
— Мы и не просим тебя об этом, — сказал Пазел.
Дри указала на дверь каюты.
— Кто-то пытался взломать замо́к, пока вы были на острове, — сказала она. — Дважды. Я заклинила механизм своим мечом.
— Отличная работа, — сказал Нипс.
Но Герцил покачал головой:
— А что, если бы они взломали дверь? Вас бы поймали у всех на виду.
— Герцил Станапет, — сказала женщина-икшель, — я прожила всю свою жизнь в нескольких ярдах от человеческих существ, людей, которые убили бы меня, не задумываясь. Не вам учить меня скрытности.
Герцил улыбнулся, не совсем соглашаясь с этим.
— Вы готовы, миледи? — спросил он.
Вместо ответа женщина спустилась — три полки в мгновение ока, прыжок на спинку дивана Исика, еще один на плечо Герцила и последний прыжок на скамейку под окном, в нескольких дюймах от шеи Таши. Когда их глаза встретились с ней, они увидели, что она держит в руках что-то острое и полупрозрачное. Это была стрела икшель, длиной в два дюйма, сделанная, как она сказала им ранее, из пера дикобраза.
— Кто скажет те слова, которые должны быть сказаны? — спросила она.
— Герцил, лучше всего, — сказал Пазел.
— Нет, — возразил Герцил. — Ты был там, когда она упала, Пазел, и твое лицо было последним, что она увидела, когда ее глаза затуманились. Задача твоя.
Пазел глубоко вздохнул.
— Хорошо, — сказал он. — Но я бы себя чувствовал лучше, если бы здесь был врач. Я бы даже согласился на безумного старого Рейна.