Он серьезно посмотрел на каждого из них по очереди.
— Мы никогда не должны забывать, что наши судьбы связаны с Камнем. Во-первых, нашей клятвой — сделать его недоступным для тех, кто достаточно мерзок, чтобы попытаться им воспользоваться, — и, во-вторых, тем, что мы дети этого мира. Алифрос велик, но сила Нилстоуна безгранична. Если его сила высвободится, спрятаться будет негде. — Герцил со вздохом повернулся к Таше. — Я рассчитывал на помощь твоего отца, чтобы убедить Оширама. Но теперь...
Таша ахнула:
— О, дурак! Что случилось? Он ударил короля, да?
Остальные улыбнулись друг другу, но не засмеялись. Их могли подслушивать; в конце концов, они были в трауре. Однако, прежде чем кто-либо успел объяснить, их прервал пронзительный крик.
— Слушайте голос!
Все подпрыгнули. У двери в ванную стоял Фелтруп Старгрейвен, разбуженная крыса, ужасно раненный во вчерашнем сражении. Они столпились вокруг него, вне себя от радости. Он казался удивительно устойчивым на своих трех здоровых ногах (четвертая была раздавлена крышкой осушительной трубы) и нетерпеливо подергивал коротким хвостом (другая крыса давным-давно перекусила его пополам). Джорл и Сьюзит бросились вперед и лизнули его — акт любви, в котором Фелтруп мог бы утонуть. Но крыса стряхнула их и снова запищала:
— Слушайте голос, далекий голос! Разве вы не слышите?
Они замерли и услышали его: мужской голос с невозможного расстояния, то повышающийся, то понижающийся.
— Это опять священник, — сказал Пазел. — Ну, тот, кого называют Отцом. Но я не могу разобрать, что он говорит.
— Он говорит, что мы умрем! — закричала крыса.
— Что?
— Умрем, умрем! Не буквально, конечно. Даже не метафорически. И вывод не подразумевается — но как, скажите на милость, говорящий знает, какие выводы сделает его слушатель? И в самом строгом смысле то, что он говорит, — это не столько его мнение, сколько неоспоримый факт: это было сказано. Он ревел, ругался, издевался...
— Фелтруп, — сказала Диадрелу. — Ты исцелился. Твоя болтовня это доказывает. Но о чем ты говоришь?
— Сейчас звонит колокол, — сказал Пазел.
Фелтруп закружился по кругу, слишком взволнованный, чтобы оставаться неподвижным:
— Не один колокол — два! Катастрофа, катастрофа!
Они открыли еще несколько окон: действительно, там были два колокола, один высокий, другой низкий, звучащие в унисон, так что ноты, казалось, сливались в одну. И с берега понеслись голоса, ошеломленные голоса, восторженные крики.
— Но это же свадебный сигнал, — сказала Таша. — На Симдже звонят в два колокола одновременно, чтобы показать, что пара состоит в браке. Но мы нет! Мы никогда не произносили никаких клятв!
— Кроме того, они все думают, что ты мертва, — сказал Нипс.
— Так что же происходит? — требовательно спросила Таша.
— О, горе, горе, горе! — продолжал кричать Фелтруп.
Как и сама крыса, Пазел обнаружил, что больше не может оставаться неподвижным. Несмотря на крики остальных, он бросился через каюту, проскользнул в дверь и побежал по короткому коридору на верхнюю орудийную палубу. Люди спешили к трапам (на деле обычным лестницам, только на корабле и настолько отвесным, что пришлось сделать опоры для рук), оставляя швабры, ведра и наполовину сращенные шкоты там, где застал сигнал. Пазел поднялся вместе с ними. Когда они добрались до верхней палубы, там уже собралась огромная толпа. Все стояли по левому борту, глядя на берег.
Среди них Пазел с радостью нашел Дасту, которого уважал больше всех среди старших смолбоев. Это был широкоплечий двадцатилетний парень из Логова Плавильщиков, сурового района Этерхорда. Как и почти все, Дасту немного побаивался Пазела — в конце концов, от его прикосновения человек превратился в камень. Но Дасту ни разу не назвал его мукетч (грязевой краб), как это делали почти все остальные мальчики, когда поняли, что он ормали. Дасту все еще смотрел ему в глаза. И Дасту делился своими знаниями о «Чатранде», его потаенных уголках, легендах, сленге. Он рассказал о трапе № 5, рядом с каютой посла: его называли Серебряной Лестницей, потому что им пользовались богатые пассажиры — иногда они запечатывали Денежные Ворота, чтобы держать сброд подальше от своих кают. Трап № 1 (на носу по правому борту) был Священной Лестницей, потому что именно там старый капитан Курлстаф услышал голос Рина. В каком-то смысле эти мелкие детали едва ли имели значение. Но усилия Дасту имели, и огромное.