Маленькая лодка приблизилась к «Джистроллоку», и Пазел увидел, как Чедфеллоу встал, чтобы поговорить с офицером мзитрини, возможно, самим капитаном. Что сказал доктор, он не расслышал, но матросы, столпившиеся у поручней военного корабля, встретили его слова удивленными возгласами. Через мгновение доктор снова сел, и шлюпка повернула к «Чатранду».
— Клянусь Древом, — сказал Дасту. — Сиззи вывешивают новый флаг на своей грот-мачте! И не их имперское знамя. Что происходит?
Все корабли мзитрини делали то же самое. Раздались радостные возгласы, когда подняли вымпелы.
— Это герб, — тихо сказал Пазел. — Это герб Фалмуркатов.
— Фалмуркатов? — переспросил Дасту. — Герб принца, который должен был жениться на Таше? Почему?
В этот самый момент начали взрываться фейерверки. Свистки, хлопушки и взрывы маленьких бомб сопровождались ржанием испуганных лошадей и истеричным лаем собак.
Пазел наблюдал за приближением шлюпки. Доктор Чедфеллоу был мрачен, его лицо ожесточилось от неприязни, которую испытывали к нему практически все на «Чатранде». Но Арунис улыбался: улыбка триумфа, по крайней мере, так представлялось Пазелу. Мистер Ускинс просто выглядел испуганным.
Рядом с ними появился Нипс. Он посмотрел на посеревшего Пазела:
— Фелтрупу пришла в голову ужасная идея...
— Чатранд! Урлох-лех-ли! Эй, корабль Чатранд!
Это был крик с «Джистроллока»: офицер на ее фок-мачте приветствовал их в рупор. На грот-мачте «Чатранда» вахтенный офицер приложил руку к уху.
— Фелтруп прав, — сказал Пазел.
Дасту переводил взгляд с одного на другого:
— О чем вы говорите? И кто такой Фелтруп?
— Адмирал Куминзат просит чести служить капитану Роузу, адмиралу Исику и тем офицерам, которых вы выберете, — прогремел мзитрини. — Через час после захода солнца, на борту его флагманского корабля. Семь блюд и слоеное тесто, за которым последуют ликеры из Мангали.
На шлюпке Арунис откинул голову назад и рассмеялся.
— Кажется, меня сейчас стошнит, — сказал Нипс.
— Дочь солдата. — Пазел прижал кулаки ко лбу. — Дьявол его побери. Черт бы побрал этого человека.
Дасту был в растерянности:
— Кого, черт возьми, кого?
— Они скандируют ее имя, — сказал Нипс.
— Чье треклятое имя? — спросил Дасту. — Таши?
— Нет, — сказал Пазел. — Дочь другого солдата. Имя той девушки, которая все это время была у Сандора Отта в кармане. Девушки, на которой принц Фалмуркат только что женился. Паку́ Лападолмы.
Не говоря больше ни слова, он и Нипс повернулись и направились на корму. Всю ночь друзья сидели в каюте Исиков, заново сговариваясь, но чувствуя, что им поставили шах и мат. Всю ночь над Симджаллой взрывались фейерверки, золотые, зеленые и серебряные, а когда дул правильный ветер, они слышали пение, которое не кончилось на рассвете: Паку́, Паку́, Королева Мира!
Глава 5. ОТ РЕДАКТОРА: ПОЯСНЕНИЕ
Я спрошу вас очень прямо: было ли когда-нибудь что-нибудь более абсурдное, более причудливое, более лишенное вероятности и здравого смысла? Должен ли я, свидетель этих событий, записывать их здесь, в моем дворце книг, медитации и холодного несоленого супа? Должен ли я железным пером описывать дни, светлые и отвратительные, писать после полуночи под лампой, сжигающей слизь гигантского жука, смотреть, как птица, загипнотизированная движением капюшона кобры, на события, которые сформировали мою жизнь — их жизни — все жизни в этом невезучем Алифросе?
Заслуживаю ли я этой чести? Ни в коем случае. Я приглашаю читателя заметить, что я никогда не утверждал обратного. Так много смертей на «Чатранде», так много дней смертельной боли и отчаяния, так много форм принимало мужество — меч сквозь клыки огонь-тролля, гангренозная нога под пилой, война в пропахшей рассолом темноте трюма. Но есть и более фундаментальные вопросы. Кто убил? Кто воздержался от убийства? Кто защитил разум, самый хрупкий цветок, когда-либо раскрывавшийся в душе человека, от ливня насилия и мести?
Не я. Не этот бедный редактор, которому ангелы на время одалживают их зрение. Я читаю, я пишу, я пью свой суп из пещерных креветок и вкладываю свою энергию в задачу, для которой, я знаю, непригоден. Ничего другого я не могу предложить истории. Ничего другого я не желаю для себя.
Мне показалось важным прояснить этот вопрос. Теперь мы можем продолжать.