Когда Сид занял место рядом с Эвелин, сидевший за несколько столиков от него господин с седеющими висками усмехнулся, опустил газету и подозвал официанта.
— Получите, — сказал он и выложил на стол монету. Затем, не глядя в сторону Эвелин, поднялся и вышел.
Он спокойно прошелся по Курфюрстендамм, свернул на Уландштрассе и, кого-то поджидая, остановился.
Из длинного ряда замерших на стоянке машин отделился «мерседес». Почти бесшумно подъехав, он остановился рядом с тротуаром. Господин сел рядом с шофером, и машина, плавно набрав скорость, рванулась вперед.
Четверть часа спустя этот господин входил в свой кабинет в берлинском центре Федерального ведомства по охране конституции. Он подошел к окну и посмотрел вниз.
Улица жила своей обычной жизнью. Люди, торопясь, толпой переходили перекрестки. С грохотом пролетали электрички. Плавно катил поток автомобилей. Вдали виднелась башня ратуши.
Адамс любил, чтобы его бюро помещалось на верхнем этаже самого высокого здания. Ему нравилось отсюда, сверху, гипнотизировать движущуюся там, глубоко внизу, толпу.
Он медленно отошел от окна и обвел взглядом свой просторный кабинет. Батарея телефонов на письменном столе. Три из них с секретными номерами. Пульт, усеянный кнопками. Каждой из них можно вызвать служащего, и любой из этих служащих будет лезть из кожи, чтобы выследить и раздавить указанного Адамсом человека.
В стены комнаты были вмонтированы четыре невидимых микрофона. Секретные разговоры записывались на пленку и при случае использовались. В подвале здания находились камеры.
«Все почти так, как было раньше на Принц-Альбрехтштрассе[6], — с удовлетворением подумал Адамс. — И наше влияние обрело почти прежнюю силу. Изменилось лишь название».
Он нажал кнопку, и почти сразу же вошел Мансфельд. Уже два десятка лет служил он у Адамса.
После войны им обоим пришлось скрываться, а пять лет спустя их восстановили в правах как благонадежных специалистов по охране свободы демократии и права.
— Что, шеф, — спросил Мансфельд, — вы хотели меня видеть?
Адамс кивнул, достал себе сигарету, и Мансфельд поспешил поднести ему горящую зажигалку — совсем как двадцать лет назад.
— Мюллер из Си-Ай-Си завербовал одного типа и напустил на него Эвелин, — сказал Адамс, — надо нам позаботиться об этом человеке.
— Будет сделано, шеф!
— Есть что-нибудь интересное?
Мансфельд наморщил лоб.
— Да нет, все то же. Наши люди в восточном секторе должны больше следить за агентами из Си-Ай-Си и Восточного бюро, чем за работниками госбезопасности красных. Из межзональных поездов мы выудили нескольких коммунистов, которые, вероятно, собирались проехать в Рурскую область.
Адамс пожал плечами.
— Несколько месяцев предварительного заключения — и у них отпадет охота разъезжать по Западу.
— Так много? — неуверенно произнес Мансфельд. — Вообще-то у них не нашли ничего такого. Все документы в порядке.
— Тогда придумайте что-нибудь, — бросил Адамс.
VI
Сид медленно вел машину По оживленным вечерним улицам. Было сыро, и неоновые рекламы расплывались в туманном воздухе большими цветными пятнами. По черному блестящему асфальту мягко проскальзывали одна за другой легковые машины.
Сид думал о молодой женщине, с которой познакомился в кафе «Бристоль», обаятельной и сдержанной. Ему удалось уговорить ее встретиться на следующий день.
«Чувствуется, что она пользуется доверием своего шефа. Если она проболтается мне обо всем, то может поплатиться своим местом. Си-Ай-Си, конечно, это не волнует. Черт возьми! А я предполагал, что американская армия — почтенная фирма».
Он затормозил у перекрестка и подождал, пока загорится зеленый свет.
«Не буду я прибегать ко всяким там уловкам, чтобы заставить ее разговориться», — твердо решил он и попытался забыть о Мюллере и молодой даме.
Он вспомнил о Дорис.
«Я обязан ее хорошо обеспечить. Она не должна ни о чем беспокоиться».
Закончив доклад, Перси выжидательно смотрел на Батлера. Он полагал, что предложение о необходимости реорганизации некоторых агентурных сетей прозвучало убедительно.
Но майор ядовито усмехнулся, откинувшись в своем кресле.
— Лейтенант, — проронил он, — вы действительно звезд с неба не хватаете. То, что вы сейчас мне перечислили, позволяет судить о том, что ваши мозговые полушария напоминают улицы с односторонним движением.