— Восславим Христа и благословим его.
И народ набожно подхватил хором:
— Ибо святым своим крестом он спас мир.
Затем все вошли в церковь и стали на колени, а на хорах Фрутос, Присяжный, выпустил голубку из голубятни Хусто. Птица растерянно полетала несколько минут над молящимися, то и дело ударяясь о стекла окон, и, наконец, оглушенная, уселась на правое плечо Симеоны. Тогда Одиннадцатая Заповедь, стоявшая на ступенях алтаря, обернулась к народу и громогласно сказала Симеоне:
— Дочь моя, святой дух снизошел на тебя.
Симе тихонько дергала плечом, стараясь прогнать голубку, но, убедившись, что это не удастся, смирилась и начала со странными всхлипами заглатывать слюну, будто задыхалась, и наконец позволила донье Ресу подвести себя к большому подсвечнику, и, когда она стала там, народ вереницей потянулся мимо нее — одни целовали ей руки, другие преклоняли колени, а самые робкие втихомолку чертили перед загорелыми своими лицами закорючку, изображавшую крестное знамение. Когда поклонение завершилось, Симе в сопровождении апостолов и шествовавших впереди Святой Девы и Ангела прошла под звуки флейты и тамбурина по улицам деревни, а сумерки уже мягко спускались на холмы.
Только началось шествие, как Нини побежал к Столетнему, — лежавший под клизмой старик походил на кучку костей.
— Сеньор Руфо, — сказал мальчик, задыхаясь, — голубка нынче села на Симе.
Старик вздохнул, с усилием поднял палец к потолку и сказал:
— Там, вверху, уже стервятники летают. Этим утром я их слышал.
— Я их видел, — сказал мальчик. — Их трое, летают над колокольней. Это они на борзую Браконьера слетелись.
Столетний отрицательно покачал головой. Наконец, указывая на свое левое плечо, с большим трудом проговорил:
— Они прилетели сесть вот сюда.
И действительно, на следующий день, на святого Франциска Караччиоло, Столетний скончался. Симе положила покойника в сенях на холстине; она сняла с его лица черную тряпку, и при свете свечей блестела кость. Собравшиеся односельчане в трауре стояли молча, и, едва Нини вошел, Симе сказала:
— Вот, смотри. Наконец-то мы с ним отдохнем.
Но было непохоже, чтобы дядюшка Руфо отдыхал, — с таким трагическим выражением были открыты единственный его глаз и рот. Да и Симе не очень-то отдыхала — она беспрестанно глотала слюну со звуком подавляемой икоты, как накануне, когда на нее спустился святой дух. Однако к каждому входившему она обращалась с теми же словами, что к Нини, а когда навозная муха, посидев минут десять на мощах Столетнего, принялась летать над собравшимися, все замахали руками, чтобы отогнать ее, кроме Симе и мальчика. И муха возвратилась на труп, который, бесспорно, был самым невозмутимым среди всех, но всякий раз, как она снова взлетала, мужчины и женщины потихоньку отмахивались, чтобы не села на них, и от движения их рук стоял в сенях легкий шумок, как от лопастей вентилятора. Полчаса спустя явился Антолиано с сосновым, еще пахнущим смолою гробом, и Симе попросила помочь ей, но все медлили; тогда она с помощью Нини да Антолиано уложила тело в гроб, и, так как Антолиано ради экономии материала сделал гроб впритирку, голова дядюшки Руфо оказалась втиснутой между плечами, будто он горбатый или хочет сказать, что ему ровно никакого дела нет до всего происходящего в этом мире.
После полудня прибыл дон Сиро, священник, с Мамертито; он покропил труп кропилом, опустился на колени у его ног и сокрушенно сказал:
— Приклони, господи, ухо твое к нашим мольбам, в коих мы просим о милосердии, дабы ты поместил в обитель покоя и света душу раба твоего Руфо, коему ты повелел покинуть сей мир. Во имя господа нашего Иисуса Христа…
И Мамертито сказал:
— Аминь.
И в эту минуту муха взвилась над трупом и полетела прямехонько на кончик носа дона Сиро, но дон Сиро, стоявший на коленях с опущенным взором и сложенными на сутане руками, был словно в экстазе и не заметил этого. И окружающие подталкивали друг друга локтями и шептали: «Рак изъест ему нос», но дон Сиро и бровью не повел; но вот он без всякой подготовки громко чихнул, и спугнутая муха полетела обратно на труп.
Когда закончилось отпевание, появилась сеньора Кло, держа в руках потрепанную книгу, и Симе сказала:
— Что? Это была его книга.
На титульном листе стояло: «МОЛИТВЫ ДЛЯ САМЫХ ГЛАВНЫХ ТАИНСТВ В ПРАЗДНЕСТВА ИИСУСА ХРИСТА И ПРЕСВЯТОЙ МАРИИ. АВТОР ДОН ХОАКИН АНТОНИО ДЕ ЭГИЛЕТА, ЛИЦЕНЦИАТ КАНОНИЧЕСКОГО ПРАВА, ПРЕСВИТЕР И СТАРШИЙ КАПЕЛЛАН ЦЕРКВИ СВЯТОГО ИГНАТИЯ ДЕ ЛОЙОЛЫ В СТОЛИЦЕ, ТОМ III, МАДРИД MDCCXCVI. С НАДЛЕЖАЩИМИ РАЗРЕШЕНИЯМИ».
Симе подняла глаза и повторила: