На опустевшем тротуаре осталось только несколько стульев; головы в тени, и Клер не различает лиц. Поровнявшись с магазином Фессаров, она отдает себе отчет, куда зашла.
Останавливается.
В лавке нет ставен; шляпы и кепки, выставленные в окне, едва намечаются в полутьме; видны только кепки ярких цветов.
Девушка замечает свет в комнате позади лавки. Сердце у нее колотится; боль переходит во всепоглощающее желание, — ей хотелось бы увидеть Анри. Анри, который сидит тут же, у лампы. Она подымается на цыпочки. Пот катится по пылающему лицу, и в припадке любви, словно она надеется через окно вернуть себе возлюбленного, она ударяет сжатым кулаком по стеклу. Глухой шум, стекло дребезжит, звук отдается в тесном магазине. В страхе Клер спасается бегством.
Мосье Фессар, дремавший, уронив очки на книгу, раскрытую у него на коленях, вздрагивает; задевает локтем швейную машину, откуда со звоном сваливаются большие портновские ножницы. Мадам Фессар, подрубавшая розовую сорочку, подскакивает. Она размышляла об удачно выполненном поручении мадам Руссен, о покорности Анри и в тиши июньского вечера мечтала о домике, который по дешевке купит у Руссенов. Верно, пьяница задел окно. Стекло стоит больше тысячи франков: «Разбито, ох, только бы не это», особенно теперь, когда, елико возможно, «ограничиваешь себя», чтобы было на что обзавестись домиком.
— Ох, только бы не это! — злым, резким голосом выпаливает она. — Верно, пьяный рабочий; рабочие вечно пьянствуют, как только заведется несколько грошей. Поди взгляни, Эйжен.
Эйжен послушно встает, открывает дверь: темный магазин слегка освещен окном, в котором отражается свет из кухни. Тень от его раздобревшей фигуры ложится на окно, рука скользит по гладкому стеклу. Кепки в тени, только металлическая форма для шляп отбрасывает светлый треугольник на лысый череп шапочника.
Стекло цело.
Мосье Фессар удовлетворен, он снова примется за чтение, если его не сморит сон.
— Занимательная книга, — говорит он громко.
Леони, здорово было перепугавшаяся, успокаивается. С трудом вдевает она нитку, розовая нитка не лезет в иглу, руки трясутся. Анри, занятый радиоприемником, не шелохнулся; ему грустно; разлука с Клер удручает его, он думает о ней, но мать доказала ему невозможность брака со служанкой из пивной, у которой ничего нет. Он не посмел противоречить. А потом, возможно, она и права; позднее он, может быть, пожалеет, что женился на бесприданнице. Он завинчивает гайки приемника, заказанного ему кассиршей гаража.
«Наша кассирша не первой молодости, но тем не менее недурна», — вспоминает он улыбаясь.
Пробежавши несколько шагов, Клер останавливается; перед ней супруга столяра, которая только что распрощалась с толстой Эммой, скрыться некуда. «Здравствуйте, мадмуазель». После этого долга вежливости завязывается разговор. Девушка отвечает односложно. Столяр, высунувшись из окна, зовет жену.
— Мне пора, мадмуазель.
И таинственным тоном:
— Знаете, племянник-то графа Сардера ведь разорился, назначена продажа имущества.
— Да! — говорит Клер, и мысль о чужом несчастье не утешает ее; ее скорбь все та же.
Стулья внесены в дом, кумушки улеглись; перед ней только парочка влюбленных. Снова навертываются слезы; ее тоже сжимал в объятиях любимый мужчина.
По улице, мяуча, пробирается кошка, и вдруг одним прыжком, мяукнув, как больной ребенок, на самку прыгает кот. Стон наслаждения, боль от когтей, потом тишина, темень. И Клер одна, вокруг — тишина.
Клер открывает дверь дома, где живет. Подымается по лестнице. Все движения ее машинальны.
Она в своей комнате под крышей. На стенах налеплены сентиментальные открытки и картинки, вырезанные из «Ви паризьен», она садится на плетеный стул перед узким деревянным, окрашенным в коричневый цвет, столиком, над которым висит зеркало. Лицо делается жестким, когда. она смотрит на кровать под чистым покрывалом, на кровать красного дерева, где она была так любима.
«Мужчины — подлецы!» Произнеся вслух эти слова, она задевает кувшин с водой.
Отсутствие денег, денег, которые даются с таким трудом, — вот что, в сущности, ставит ей в вину ее жених. Все дело в грошах. По той же причине уехала она из деревни, так как отец, дорожный сторож, хотел выдать ее за толстого придурковатого фермера. Она не пожелала принадлежать человеку, которого не любила. Тогда отец выгнал ее.