Выбрать главу

И сразу же Филипп, втянувший плечи и сжавшийся в комочек на краю дивана, вопит:

— Вот видишь, он был в городе…

— Не могу утверждать, но мне кажется…

— Граф висел в углу, стол был опрокинут, разбитое распятие валялось посреди комнаты. Несомненно, он боролся. Негодяй надеялся на наследство.

— Но граф Сардер, кажется, был разорен?

— Дотла. До такой степени, что его племянник ищет места. Дом и земли проданы, и еще не хватает на уплату долгов старика.

Эвелина растянулась на диване, только головой опирается она о стену. Смотрит в потолок.

— Он не найдет работы, никто не даст ему места.

Филипп встает, меряет шагами гостиную, снова подходит к двоюродной сестре; он словно вколачивает слова в теплоту гостиной. 

— Нет, не найдет! Я разоблачу его всюду, где бываю; у меня широкий круг знакомых, ты сама знаешь, всюду я стану ему поперек дороги.

Диван стоит между камином, где потрескивают дрова, и лампочкой. Все вещи в полутьме, и кажется, будто они из другого мира; только на кожаном кресле, как в зеркале, отражается пляска огня. Пушистый ковер заглушает шаги Филиппа, к шуму которых присоединяется треск пламени. Слова ясно и выпукло выступают в тишине.

— А какую он жизнь ведет? Любовница у него шлюха, весь город спал с ней. Впрочем, она долго не останется с таким нищим.

Филипп снова уселся около Эвелины. Воспоминания уже не волнуют ее. Ей невыносима мысль, что Жак предпочел ей проститутку. Как никак, а ее бывший любовник — чудовище. Она смотрит на потолок, где играют отсветы пламени, переплетаясь с тенью в причудливые, трепетные узоры.

Она старается припомнить, был ли у нее Жак за три дня до рождества. Брови сдвигаются. Она думает: «Мы сидели тут рядышком на диване». У нее снова такое ощущение, будто она перебирает его мягкие светлые волосы. Ну, конечно, был, он даже сказал мне: рождество я проведу в деревне, как медведь у себя в берлоге. Возможно, что после того, как он ушел от меня… (ей кажется, будто она все еще слышит резкий стук захлопнутой калитки…). Он — чудовище».

Филипп шаркает ногами но ковру, он уже решает в уме, с кем ему следует поговорить о Сардере.

— Он был здесь в день мнимого самоубийства?

— После некоторого раздумья, я прихожу к мысли, что он был у меня.

Светлые круги разогнали тень на потолке. 

XXVI

Воздух холодный, наступает ночь, все окутано легким туманом.

Туман скапливается на перекрестках, расползается по улицам и сгущается, по мере того как Филипп спускается в центральную часть города. Влажная неясна заглушает шум автомобилей и закрывает верхушки больших фонарей на Рю-де-ла-Репюблик; только фантастический желтый свет просачивается на тротуары, по которым спешат запоздавшие служащие.

В переулках газовые фонари поглощены туманом, мерцают только их чугунные подставки. Филипп чихает, потом подымает воротник пиджака. Он засиделся у двоюродной сестры и сильно запоздал к обеду. Он быстрей семенит ногами. Он запаздывает, но доволен. Его яростный гнев погас, угомонился, и он спокойно предвкушает возможность отмщения.

И в то время как с грохотом закрываются железные ставни, в то время как выставки погружаются во тьму, чтобы отдохнуть от любопытных взглядов праздношатающихся, он обдумывает подробности мщения. Его роль благородна, совесть у него чиста, ибо помимо того, что Сардер опозорил его — Сардер вольнодумец и революционер. Если поразмыслить хорошенько, он — человек опасный во всех отношениях. Снова всплывает в нем воспоминание о личных неприятностях, о Люси.

Во всяком случае, он никогда не афишировал своих связей; когда он почувствовал, что дело пахнет скандалом, он удалил из города не в меру располневшую девушку.

Он насвистывает; хотя у него ист никаких доказательств виновности Сардера, можно намекнуть, что тот был в городе в день самоубийства и что в старом доме произошла ссора. Он обтирает рукой усы, на которых капельками оседает туман. «Лучше не напирать на подробности, а изобразить позорную жизнь Жака», — думает он.

Он около бакалейной лавки; свет большой круглой лампы, повешенный над банками розовых, зеленых, желтых леденцов и сосновыми ящиками, полными слив, падает и за пределами тротуара и рассеивается на камнях мостовой. Освещенную полосу клубящегося тумана пересекает женщина. У нее широкие бедра, короткие ноги, но Филиппа привлекает массивный силуэт. Ему нравятся тяжелые зады.

Силуэт теряется в тумане. Филипп, пораженный, останавливается, затем устремляется за промелькнувшей женщиной.