Это была единственная в своем роде процессия, когда она двигалась по полу сарая и вышла затем через нору под стеной во двор. Там можно бы было ожидать тишины и спокойствия под холодным светом полуночного месяца; однако, дело обстояло не так. Во дворе слышались писк, визг, шум возни… Крысы здесь так и кишели.
Путь процессии лежал поперек двора, к конюшне, около которой находился водопой для скота; под водопойным корытом всегда была лужа воды. Около лужи сидела крыса. Ей, видно, было что-то не по себе, нехорошо: она качалась из стороны в сторону и вся надулась. Такой вид бывает у больной крысы… Немного в стороне другая бродила медленно, неверной поступью, описывая круги, с видом совсем одуревшей… Еще дальше виднелась третья, но эта уже не страдала: она была мертва…
Компания при виде этого остановилась, почуяв беду. Но одна из провожатых захотела воспользоваться остановкой и расследовать поближе, что это за комок влажного и соблазнительного с виду ячменного теста лежит немного впереди, на самой дороге… Шагнула, коснулась было его носом, — и вдруг была отброшена назад чьим-то сильным толчком. Перекувырнувшись через голову, она, однако, тотчас же вскочила на ноги и приготовилась к бою… Перед нею, лицом к лицу, стояла на задних лапах готовая к схватке и загораживая собой лакомый кусок теста одна из слепых крыс… С этой драться неудобно!.. Провожатая пыталась было прокрасться боком вокруг нее, но та расслышала маневр и опять стала ей на дороге с угрожающим видом…
Тут провожатая заметила, что другая из норы слепых осторожно лапами сталкивает с дороги кусок соблазнительной еды, и что таких точно комьев теста раскидано много по всему двору… Это подозрительно, очень подозрительно! В этом — какая-то опасность, что-то страшное, как в неизвестном!.. И молодая крыса решила, что лучше не трогать вовсе этой еды.
Соблазнительная пища была, действительно, отравлена… Ну, теперь вы поняли это, я знаю; но как же об этом узнали слепые крысы?.. Обычно объясняют это крысиным чутьем.
Часа через два после этого, когда пара слепых и четверо провожатых основательно позаправились в амбаре хозяйским овсом, лучшим, отборным овсом по рублю с четвертью за меру, — они отправились было домой, то-есть в нору под сараем… Но неизвестное, — это ужасное неведомое, — поджидало их на дворе, и они остановились на пороге, сбившись в кучу, пораженные, испуганные…
Там, по всему двору, шла неописуемая сумятица, — визг, жалкое, замирающее бормотанье, пронзительные крики, выражавшие нестерпимую муку, — если вообще они что-либо могли выражать, — страдальческое хрипение…
Теперь это уже не негашеная известь: это яд, страшный мышьяк, которым люди отравили ячменное тесто и щедро разбросали потом куски отравы по двору… В одном углу большая, известная своей злобой, крыса-самец, бессильная, теперь никому не страшная, сидела скорчившись на задних лапах, что-то будто шепча самой себе и качаясь взад и вперед. Вдруг она вся вздрогнула, упала на спину и стихла навсегда… Около лужи под водопойным корытом была самая отчаянная толкотня. Сжигаемые ядом грызуны кидались толпами к воде и там находили смерть… Здесь те, что еще оставались в живых, сидели кучками и жалобно пищали.
Что-то внезапно выскочило большими прыжками из-под амбара и подбежало к куче крыс, где были слепые и их провожатые. Оно на мгновенье поднялось на дыбы, щелкнуло острыми, злыми зубами и, опустившись на все четыре ноги, словно замерло в каменной неподвижности. Это был «вожак», глава всех крыс в усадьбе; никто еще не остался в живых из тех, кто думал ему когда-нибудь противиться.
Он вдруг оглянулся через плечо и сказал что-то нетерпеливым, резким визгом. И тотчас же пара слепых, — провожатые не отставали от них ни на шаг, — кинулась вперед и, подняв кверху свои белые, незрячие глаза, испустила долгий, пронзительный не то визг, не то свист. Это был сигнал: «в поход!» Сигнал, звук которого немногим из людей приходилось слышать.
То, что последовало за этим, последовало быстро. Весь двор сразу переполнился крысами. Амбар, коровник, сараи, свинарник, помойки, выгребные ямы, — все, где были мрак, грязь, вонь — выбросило мгновенно своих крыс целыми тысячами. Все, оставшиеся в живых, немедленно явились на сигнал; эти оставшиеся в живых были большею частью взрослые, опытные, знавшие уже, что такое яд, и видевшие его действие раньше.
Затем они двинулись «в поход». Не было ни малейшей остановки, сутолоки или колебания; ведь, как уже говорилось, ими управлял незыблемый закон стадности. Вожак подпрыгнул на своих длинных задних ногах и затрусил вприскочку со двора через ворота в поле; остальные следовали за ним все до одной.