После трехчасового копания я имел удовольствие открыть настоящий, как и ожидал, подземный лабиринт, где сумчатки проводят свои дни.
В самое жилище можно было проникнуть через каждый из проходов, но незнакомые с тайнами лабиринта непременно должны были запутаться в нем, попасть в другой проход и вновь очутиться снаружи. И сколько бы враг ни прокрадывался в этот лабиринт, ему никогда не добраться до центра, где укрывались строители этого подземного замка, потому что перед самым тайником все проходы искусно маскировались землею и представляли собою как бы тупики.
Уничтоженная мною гадина, наверное, догадывалась об этом, потому что, судя по месту и положению, в котором я застал ее, она намеревалась пробуравить себе особый ход сверху и как раз над самым центром, точно действовала по заранее намеченному плану.
Насколько я мог заметить, перед тем, как обвалилась вся эта замысловатая постройка, подземный дворец моей танцорки (впоследствии я убедился, что каждая крыса живет отдельно со своей семьей) имел замысловатое приспособление для свободного притока воздуха.
Центральное (собственно жилое) помещение было правильной овальной формы и имело двенадцать дюймов в длину и восемь в ширину, с высокой сводчатой кровлей. Оно было окружено толстым валом густо переплетенных между собою тонких корней испанских байонетов и колючек, росших наверху, так что если бы враг попал в эту сеть, то непременно запутался и застрял бы в ней и, только во время спохватившись, мог ни с чем уйти назад.
Я сам раз был свидетелем, как койот тщетно преследовал трех подземных обитательниц, перед самым его носом ловко юркнувших в проход, защищенный колючками, остановившими преследователя.
В самой середине жилого помещения, вход в которое тоже очень искусно маскировался, в одном из углов находилось роскошное, мягкое, эластичное и теплое гнездышко, устроенное из мягкой шелковистой травы и устланное сверху нежнейшим птичьим и растительным пухом. Гнездышко было вполне достойно прелестных крыс.
В этой крепости оказался еще один секретный проход, так искусно скрытый, что я только случайно мог открыть его. Точно в настоящем средневековом замке. Этот проход вел в обширную кладовую, наполненную отборными семенами степных подсолнечников. Это помещение было глубоко вырыто в земле, и притом в северной стороне, так что в нем постоянно царствовала прохлада, благодаря чему, а также благодаря замечательной сухости почвы, припасы были вполне гарантированы от порчи. В эту кладовую вел еще ход, по которому, очевидно, вносились запасы, после чего он с наружной стороны заделывался. Таких тупиков оказалось много, и большая часть их была, вероятно, устроена с целью ввести в заблуждение непрошенных гостей.
Открыл я и вторую, повидимому, запасную кладовую, тоже наполненную самыми отборными подсолнечными зернами. Но из семейства своей пленницы в ее подземном жилище я никого не нашел, хотя в это время года у нее непременно должно было быть потомство. По всей вероятности, ее дети, уже достаточно взрослые, лишь только услыхали шум от моей работы лопатою, поспешили бежать.
После подробного ознакомления с жилищем моей пленницы я все внимание обратил на нее самое и с особенным интересом стал наблюдать за ней. Она оказалась олицетворением самой неутомимой энергии, и вся, начиная со своего розового носика и кончая кисточкою на конце подвижного хвостика, так сказать, трепетала жизнью. Всю свою тюрьму она измеряла одним прыжком. Только во время этих прыжков я понял назначение ее непомерно длинного хвоста: при каждом огромном скачке кисточка этого украшения играла ту же роль, какую играет пучок перьев на тупом конце стрелы; эта кисточка во время перелета животного по воздуху помогает ему держаться совершенно прямо, даже более — помогает, в случае надобности, сразу отклониться от данного направления. А самый хвост служит и для других целей. У сумчаток в бархатных, украшенных лампасами, панталончиках нет карманов для переноски запасов; такие карманы или сумки у них имеются за щеками, и они могут так наполнять их, что каждая вполне наполненная сумочка делается больше ее обладательницы, которая тогда может только боком проникать в проход к своему жилищу. Вес наполненных сумочек вместе с весом самой головки сумчатки совершенно перемещает центр тяжести животного. Вот тут-то хвост и является уравновешивающей силой. Значительная длина и вес этого придатка делают из него отличный рычаг; по мере надобности, всячески действуя им, животное, несмотря на свои тяжело нагруженные сумки, всегда удерживает равновесие и свободно производит все свои движения.