— Хорошо, допрашивайте живого.
Ловковский прошел к серванту. Взял из ряда бутылок с красочными этикетками обычную, уже початую склянку «Столичной». Вернулся к столу. Пояснил:
— «Столичную» держу для себя. А вся пестрота, — он показал рукой на сервант, — для любителей попижонить. Как же, они были в гостях у Ловковского и пили «Смирновскую», «Абсолют» и «Уайт игл»! А по мне, лучше «Столичной» не сыщешь. Вам налить?
— Спасибо, нет.
— А я тяпну. Для храбрости. Катрич достал диктофон.
— В день убийства Порохова, когда вы возвращались домой, вам никто не встретился в подъезде?
Ловковский одним глотком опорожнил рюмку, крякнул. Кивнул в сторону диктофона:
— А без записи можно?
— Что вас пугает?
— Не дай Бог попадет в руки тех…
— Не попадет, но если боитесь…
— Да, боюсь.
Катрич убрал диктофон.
— Я буду кое-что записывать для памяти.
— Хорошо, но подписи я не поставлю.
— Этого не потребуется.
— Да, действительно, в подъезде я столкнулся с мужчиной. Но он не был похож на бандита.
— На кого же он был похож?
— На приличного гражданина. В наш дом приходят разные люди. Чаще на четвертый этаж.
— Почему именно на четвертый?
— Не хочу выглядеть трепачом, но, на мой взгляд, там живет дама… Немного вольная в поведении…
— Расшифруйте слово «вольная».
— По-моему, она проститутка. Обслуживание на дому…
— Вы сделали заключение по ее внешнему виду?
— Я ее видел всего один раз. Зато в «Придонском вестнике» среди объявлений об услугах встретил телефон…
— Почему вы решили, что он ее?
— Дедукция. От моего номера он отличается двумя последними цифрами.
— Постарайтесь описать приличного гражданина, которого встретили в подъезде.
— Я, знаете ли, особо не приглядывался. Ну, хорошо. Ниже меня ростом. Черный костюм.
— В полоску?
— Нет. Без полосок…
От Ловковского Катрич отправился в «Экстра-П». Редакция •занималась распространением газеты собственными силами, не обращаясь к услугам почты.
Начальник отдела распространения, худая желчная женщина с волевой складкой губ и холодными серыми глазами сидела в клетушке, до потолка забитой пачками свежей продукции. В помещении пахло типографской краской и машинным маслом.
Начальница посмотрела на Катрича поверх очков.
— Вакансий нет, товарищ. И потом, мы вообще предпочитаем брать в распространители пенсионеров.
— Я не по поводу найма.
Строгая дама выслушала Катрича и достала из стола амбарную книгу, густо запятнанную грязными пальцами.
— Какой участок вас интересует?
— Проспект Победы. Центр.
— Это четвертый участок. — Черный от типографской краски палец зашуровал, перекидывая страницы журнала учета. — Распространитель — Надежда Гавриловна Фелидова.
— Позвольте, -Катрич положил ладонь на журнал. — Насколько мне известно, в последнее время газету разносил мужчина.
Начальница задумалась, что-то припоминая. Согласилась.
— Это было временно. Надежда Гавриловна взяла отпуск за свой счет.
— Кто ее заменил? — Задавая вопрос, Катрич невольно напрягся: неужели сейчас он узнает фамилию, которая поможет распутать тугой узел тайны? Так просто?! — У вас есть сведения?
— У нас есть все. — Начальница держалась надменно, как и положено должностному лицу в России. — Таковы правила.
Ее палец стал снова ворошить страницы амбарной книги, приближаясь к последней записи.
— Вот. По просьбе гражданки Фелидовой на ее место временно зачислен гражданин Лаптев Альфред Ермолаевич.
Катрич давно уже привык к глупостям родителей, награждавших детей нелепыми иноземными именами: Альфред — и.Лаптев! Каково? Но он сдержался и даже не улыбнулся, а только спросил:
— Номер паспорта? Где прописан?
— Все, как надо. Паспорт выдан вторым отделением милиции Придонска. Прописан по улице Конституции, дом сорок два.
Спустя полчаса на зеленой улочке за деревянным заборчиком Катрич отыскал нужный дом. Это было одноэтажное кирличное здание старой постройки с большим двором и садиком. К дому вела дорожка, выложенная бетонными плитами. Сбоку от крыльца с козырьком виднелась собачья будка. Когда Катрич проходил мимо, оттуда высунулась лохматая собачья голова. Пес посмотрел на незнакомого человека долгим изучающим взглядом, лениво зевнул, обнажив желтые зубы и розовый язык, и так же спокойно втянул голову в конуру.
Катрич поднялся на крыльцо, постучал в дверь. Какое-то время спустя она отворилась. На крыльцо вышел крупный носатый мужчина с ярко выраженной кавказской внешностью.
— Вам кого?
— Здесь проживает Лаптев?
В глубоких темных глазницах носатого вспыхнул тревожный блеск.
— А вы кто?
— Милиция, уважаемый. Уголовный розыск. Устраивает? Носатый затопал по крыльцу как спортсмен, делающий разминку. Только трудно было угадать — бежать он собирался или прыгать в высоту.
— У нас все в порядке. — Ответ прозвучал не в лад с вопросом и выдал душевное смятение носатого.
— Я спросил о другом, — сказал Катрич, повысив голос.
— У нас все в порядке, — заученно повторил носатый. Он то и дело смахивал пот со лба и облизывал толстым языком губы. — Принести документы?
— Ваши личные дела меня не интересуют. Мне нужен Лаптев.
— Альфред Ермолаевич? — Носатый перестал перебирать ногами. — Он отсюда выехал. Продал мне квартиру и отбыл. У меня с документами все законно…
— Куда он выехал?
— Не знаю.
— Как же так, купили квартиру, а куда делся хозяин — не поинтересовались?
Носатый снова стал сучить ногами, затопал по крыльцу.
— Разве я должен интересоваться, куда он уезжает?
— Почему нет?
— Я купил. Отдал деньги. Зачем он продал? Куда пошел? Мне дело, да?
— Вы слыхали, что под видом покупки квартир их хозяев убивают, а собственность присваивают? Боюсь, объяснение вам придется давать в другом месте.
— Товарищ милиционер! Я честный покупатель. Сам Лаптев просил никому не говорить, где он теперь живет. Ему это не нравится.
Стремление Лаптева к конспирации вполне вписывалось в тот образ, который складывался из кусочков мозаики, собранных Катричем. Он усилил нажим.
— Собирайтесь, поедем, гражданин…
— Окроперидзе… Нодар Окроперидзе…
— Вот и собирайтесь.
— Хорошо, я скажу. Лаптев переехал к бабе. К сожительнице, так, да? Азнаурская улица, дом четыре…
Дом номер четыре оказался железнодорожным бараком послевоенной постройки. В длинном полутемном коридоре пахло общественным сортиром и кислой капустой. С ночным горшком в руке навстречу Катричу шла женщина в застиранном махровом халате.
— Будьте добры, где живет Лаптев? Женщина остановилась перед Катричем, едва не ткнув ему горшком в грудь.
— Алик Лапоть? Танькин хахаль?
— Именно Алик, — сказал Катрич, старательно отодвигаясь от горшка, чтобы не видеть содержимого и не ощущать его запах.
— Десятая, — бросила женщина, легко вильнула задом и гордо проследовала дальше, неся горшок как ритуальную вазу.
Катрич двинулся по коридору, разглядывая облупленные эмалированные таблички на дверях. У десятой остановился. Постучал согнутым пальцем — громко, как в барабан.
За дверью кто-то тяжело заворочался. Скрипнули половицы, засвистели немазаные петли. Длинный как жердь, заросший многодневной щетиной, пьяный в дугу Лаптев возник в дверях. Он стоял, опираясь раскинутыми руками о косяк.
— Те чо, мужик?
— Лаптев?
— Ну. Те чо?
Катрич уже понял: этот пьяный фитиль не мог быть фигурой, которая совершила профессионально спланированное заказное убийство. Нет и нет!
Сдержать себя Катрич не сумел. Он сгреб Лаптева за грудки, тряхнул и впихнул в комнату. Здесь густо воняло водочным перегаром, закисшим потом, грязными носками. Подтолкнув Лаптева, посадил его на диван, затянутый грязным серым чехлом.
— Где паспорт, Лаптев? Быстро!
Лаптев попытался встать, но пьяный зад не позволил ему это. сделать: он только приподнялся над диваном и брякнулся на прежнее место. Махнул рукой в сторону стула, на котором висел черный мятый пиджак.