— Посмотрю, как ты будешь есть в Париже. Если так же, то в другой раз туда не поедем. Париж — город гурманов.
В двадцать три электронные часы мадам три раза пискнули по-мышиному.
— Пора, — сказала она, вставая из-за стола. Кока налил фужер пепси и медленно выпил пузырящуюся влагу. Встал.
— Оружие в машине, — предупредила Калиновская деловито. Она обвила руками его шею и всем телом прильнула к нему. — Приезжай поскорее. Тебе хватит полутора часов. Возвращайся. Я буду ждать. И не забудь надеть перчатки. Они в «бардачке»…
Уже стемнело. С неба сочился мелкий нудный дождичек. Кока прошел к «волге», сел за руль. Сунул руку под сиденье. Пистолет лежал на указанном ему месте. Кока вытащил его, выщелкнул магазин из рукоятки. Проверил патроны. Подтянул крепление глушителя. Положил оружие под плащ, лежавший на сиденье. Запустил двигатель. Осторожно выехал на шоссе и покатил к городу.
В салоне машины было тепло, уютно. Дворники махали крыльями, разгоняя по лобовому стеклу морось. Изредка резина, прокатываясь по осушенным местам, противно поскрипывала…
Сидеть в засаде непросто. Время останавливается. Стрелки перестают двигаться по циферблату. Мучительная мысль: «Появится или нет?» — взвинчивает и без того напряженные нервы.
В самые неудобные моменты появляются желания, которых хотелось бы избежать.
Катрич сидел на стуле у двери, ведшей из прихожей в гостиную. Он сдвинул прикрывавшую проем гардину влево и задрапировался ею. В глубине комнаты рядом с выключателем устроился Рыжов. Он то и дело тяжело вздыхал, раздражая Катрича. В доме Гуляева стояла глухая тишина. Только изредка по стеклу ударяли капли дождя, словно предназначенные для того, чтобы нагонять сон.
В первом часу у входной двери послышалось легкое царапанье. Снаружи кто-то пытался вставить ключ в скважину замка.
Катрич осторожно встал, отодвинул стул в сторону, чтобы он не мешал. Прислушался. Замок щелкнул, открываясь. Качнулась тюлевая занавеска на окне. Из фрамуги дохнуло сырым воздухом. Затем в прихожей послышались осторожные шаги.
Катрич сдвинулся к косяку, чтобы сразу оказаться за спиной вошедшего. Минута ожидания казалась бесконечной. Незваный гость не спешил входить в гостиную. Должно быть, выжидал, прислушиваясь.
В доме стояла полная тишина. Даже Рыжов перестал тяжело вздыхать.
Наконец скрипнула половица. Гость решил двинуться внутрь квартиры.
В зыбком свете уличного фонаря, который пробивался сквозь тюлевые шторы, Катрич увидел руку, сжимавшую пистолет. Оружие с глушителем на стволе казалось неестественно длинным.
Позиция Катрича оказалась удивительно удобной. Резким движением он перехватил руку противника, рванул ее вниз, выкручивая в плече. Прозвучал выстрел. Катрич ногой подсек продолжавшего по инерции двигаться человека, бросил его на пол. Выламывая пальцы убийцы, вырвал из них оружие. Хрипло скомандовал: «Свет!» Рыжов щелкнул выключателем.
Люстра ярко вспыхнула.
На полу, прижатый к ковру, лежал мужик, в котором Рыжов без труда узнал костолома из свиты мадам Калиновской.
— Мне кажется, мы знакомы, — сказал Рыжов и машинально потрогал затылок. Он помог опрокинуть Коку на спину. — Конечно, знакомы. Не так ли, господин Каргин?
Кока злобно выругался.
— Паразиты, вы мне пальцы сломали. Я в суд подам!
— А зачем вы стреляли, досточтимый? — Катрич открыто издевался. — Спросим: в кого? Ответим: в меня. Имел я право на самооборону? И пальчики вам сломать заодно? Да нет, не имел. Просто обязан был сделать это.
Ответь Катрич зло, резко, без издевки, Кока обозлился бы еще больше. Но тон ответа в чем-то совпал с тем, как в свое время говорил Колесников: «Возьмите-ка его и бросьте отсюда вниз». И Кока испугался. Он сразу взмок от пяток до шеи: люди, которые его прихватили, явно оказались здесь не случайно. Они его ждали. Значит, его подставили и выкрутиться из мышеловки вряд ли удастся. Подумать о том, что кто-то мог просчитать ходы его хозяйки мадам Калиновской, Кока не мог.
— Артем, — попросил Рыжов. — Позвони Горчакову. Мы с ним договаривались. Он обещал прислать Бульку.
— Кого? — не сразу понял Катрич.
— Есть у них такой песик, 0-очень умный. Он осмотрит машину. И скажи Гуляеву, чтобы вышел к нам.
Когда Гуляев выехал из спальни в гостиную, Рыжов начал допрос.
— Господин Гуляев, этот человек пришел вас убить. Вы его знаете?
Гуляев, бледный, на глазах осунувшийся, тихо ответил:
— Да, это служащий Лайонеллы Львовны. Господин Каргин.
— Вы с ним знакомы?
— Шапочно.
— Как вы считаете, есть ли у Каргина личные мотивы, чтобы убить вас?
— Не думаю. Наши интересы не пересекались.
— Вы уверены?
— Да.
— А если я назову такую точку пересечения? Задав вопрос, Рыжов тут же заметил замешательство, которое Гуляев не сумел скрыть.
— Я вас не понимаю.
— Понимаете, — сказал Рыжов печально. — Вы все понимаете, Гуляев, но боитесь себе в этом признаться.
— Господи, нет, пожалуйста, не надо…
— Сожалею, — Рыжов говорил жестко, — я не терапевт в данном случае, а хирург. Вам больно, знаю. Но резать надо. Перед вами сидит человек, которого задержали, когда он входил сюда с пистолетом в руке. В кого он собирался стрелять? — Рыжов отошел от двери, носком ботинка показал на щепу, выбитую выстрелом из крашеного пола. — Кому предназначалась эта пуля?
Кока мрачно следил за происходившим. Когда он шел сюда, чувство опасности не оставляло его. Совершить первое в жизни убийство так же страшно, как в первый раз шагнуть в пустоту через распахнутый люк самолета. То же неведение, та же неясность. Но боялся Кока не того, что его схватят на горячем. Его пугал сам акт убийства. В горячке драки или по пьянке всадить пулю в чужую голову нетрудно. Но подойти к человеку и выстрелить в него, когда тот не ожидает удара, — совсем другое.
И вот вышло наоборот. Именно того, что пугало Коку, не произошло, но случилось то, о чем он меньше всего думал.
— Я не собирался никого убивать, — Каргнн глядел в сторону и потряхивал болевшими пальцами.
— Зачем тогда держали пистолет в руке?
— Вечерами ходить по городу небезопасно.
— Откуда у вас ключ от двери?
— Мне его передала Калиновская.
— Зачем вы шли к Гуляеву?
— Передать ему сообщение.
— Для этого есть телефон.
— Калиновская хотела, чтобы я передал это устно. Разговор прервал резкий телефонный звонок. Катрич взял трубку. Выслушал.
— Вас, Иван Васильевич.
Рыжов держал трубку около уха очень долго. Слушал и лишь изредка говорил: «Так. Я понимаю. Так-так. Интересно. Я понимаю…»
О чем шла речь, не мог догадаться даже Катрич, но он заметил на лице Рыжова явное удовольствие.
Дав отбой, Рыжов вернулся к допросу.
— Итак, господин Каргин, вы уверены, что в планы госпожи Калиновской входило ваше возвращение домой после убийства Гуляева?
— Я не собирался никого убивать. И должен был вернуться сразу, как только передам сообщение.
— Какое? Вы можете нам сказать? Вот перед вами Гуляев.
— Нет, это коммерческая тайна.
— Хорошо, допустим, что так. Какие виды на вас были у Калиновской? Вот вы возвращаетесь и…?
— Завтра днем мы должны были улететь в Стамбул. Затем в Будапешт и Париж.
— Деловая поездка или что-то еще?
— Свадебное путешествие. Мы намеревались обвенчаться в Париже…
— Он врет! — Лицо Гуляева исказила злобная гримаса. Он дернулся в коляске, словно собирался вскочить. — Подлец, он врет!
Кока посмотрел на инвалида с презрением.
— Да сиди ты, лягушка! Неужели всерьез веришь, что у Лины к тебе есть какие-то чувства? Кроме брезгливости, конечно. Ты нормальный?
— Уберите его отсюда! — Гуляев впал в неистовство. — Уберите! Он… Это животное… что он знает о любви…
В глазах инвалида появились слезы. Чтобы скрыть их, он прикрыл лицо руками.
Катрич сходил на кухню, принес оттуда большую фарфоровую кружку.