Так бы дело и шло, но вышло нечто на манер мальчика Мотла с его крюшенно-местечковым анабазисом…. Какой-то сверх умелец настружил в очередной ликер не кокосовой стружки, а стружище из одеревенелых сельских кабачков, которые предполагались на корм скоту… Стружку же кокосовую сбыл барыгам из соседней области, за что и получил сокрушительнейший ремонт ребер и длительную поправку здоровья в киевской элитной Феофании от местного уголовного авторитета… Уголовника объявили во всеукраинский розыск, и он запил в черную у себя на дачи, поставка надлежащего зарубежного пойла на том и прекратилась и вновь в моду вошли вновь обретенные государством водочные брэнды, которыми стали весело и дружно травится целыми коллективами…
И вот тут Захару Суконскому повезло. Он получил назначение на должность заведующего областного отдела по качеству ликероводочных брэндов и монополек и даже наметил в мечтах строительства местного ликероводочного гиганта на привозном сырье, но народ пораздумывал, и стал молча гнать традиционные зелья из собственных засиженных табуретов, и должность Захара Суконского скукожилась и застряла уже не сильно жирным куском в привыкшем глотать ну очень жирные куски горле….
4.
Он как-то не заметил, как сузился круг знакомых. Не говоря уже о друзьях… Они словно замерли да так и пристыли к отдельным полустанкам судьбы… Теперь эти полустанки отошли в прошлое и в памяти о них осталось какое-то неуютно-серое мелькание и ничего уже незначащая раскадровка… конфликтов не с кем, впрочем не было. Но все, или точнее почти все оказались за бортом того лайнера, в котором достаточно комфортно плыл по жизни он сам. Изредка вспоминая кого-нибудь из бывших приятелей, о думал о таком себе имяреке: «Не всем дано выдержать такие-то гонки… Ты, дружище, отстал… То ли случайно, то ли всегда был слабаком… Впрочем, не мне тебя судить, имярек… Был весь да вышел… Чего уж говорить о былом…». Впрочем, со временем, такие мысли все реже и реже наведывались к нему, словно понимая, что они не ко времени и ни к месту…
И вот теперь странное приглашение. Рассматривал с любопытством обрезную открытку безукоризненной полиграфии с тиснением едва ли не сусальной позолотой на странно переплетенных вензелях. Поймал, было, себя на мысли: «не розыгрыш ли это?», но сам же и возразил…. Одна полиграфия более чем на два бакса! Он уже сталкивался с ликероводочными этикетками и знал, что стоят они баснословно… Чем меньше тираж, тем отпускная цена всё более звездная… Помниться Никитич предложил ментолово-малиновую грапу на спиртовой настойки из желудей дуда! Выгонка стоила грошИ, а вот этикеточная продукция потянула грОши!... Нет, не розыгрыш…
А если так, то даже отомстить принесшему это приглашение нахалу не удастся… Растяпа-охранник Васьки, спившийся школьный учтрудовик даже не посмотрел, в какую сторону ушился податель сего… Да и видок был у подателя, как из костюмерной к опере «Евгений Онегин»… «куда, куда вы удалились!..»
Внизу пригласительной открытки-билета указаны два телефона. Оба начинаются с трех «шестерок». Явно не городские… скорее одноразовые… Такие сегодня уже продают различные телефонные операторы… Блажь, казалось бы, а другому умнику только вынь и положь какую-нибудь его собственную заморочку… Он тот же Василий-пропойца ко всему еще не разучился делать заказные автомобильные номера. Так одному братку белым на голубом выбил «Лёвчик» и ничего…. Носится по города сей Лёвчик на своем «лэндкрузере» с профурсетками, и все ему трассу спешат уступать…
«Ладно, позвоним», – решил про себя совершенно неожиданно и облегченно вздохнул. – «Чем рискую? Абсолютно ничем! Если пустышка – послать на марсовую матушку шутников и забыть. А вдруг нет?» Больше сомневаться Захар Суконский не стал и решительно набрал номер.
5.
Ему ответил вполне приятный нейтральный голос – такой мог принадлежать и мужчине, и женщине среднего возраста и, несомненно, должного общественного положения – уж в этом Захар Суконский разбирался вполне. В тембре говорящего были слышны волевые и даже властные нотки, которые выдавали в нём опытного руководителя. Он привык командовать, но не срывался на крик, а полагался на собственный непререкаемый авторитет, к тому же был крайне немногословен и сдержан.