44. Как мы хоронили Мусю
Сначала Муся была живой легендой Суровых Минских Заводчиков, а потом стала мертвой.
Все началось с того, что Муся, собственно, умерла, и ко мне пришла скорбная лицом и духом СМЗ Лиза. Мы с СМЗ Мариной посочувствовали ее горю (сочувствие было своеобразным, как диалог из фильма "Тринадцатый воин": "Что это за праздник и где ваш вождь?" — "Он умер, это похороны!", но искренним), помянули Мусю персонально испеченной поминальной ватрушкой, но погребение отложили, ибо была зима и долбить землю кайлом, даже ради Муси, мы не стали.
Муся кротко лежала в Лизиной морозилке до весны, пока земля не оттаяла и к нам в гости не приехала СМЗ Галина, которой мы живо составили культурную программу: покататься на лошадях и похоронить Мусю.
СМЗ Лиза притащила Мусю ко мне, и мы поехали на конюшню.
Увы, по приезду оказалось, что весна настала только в Минске, а за городом, где Мусин дух мог бы наконец упокоиться, еще стоит вода по колено. Конское.
Мы решили, что Муся заслуживает лучшего, увезли ее обратно и помянули еще раз.
- Слушай, Оль, — заискивающе сказала СМЗ Лиза перед уходом, — а можно, я ее у тебя оставлю? А то чего ее туда-сюда таскать, все равно же вместе хоронить будем. Пусть она теперь у тебя полежит, а то свекровь меня с ней домой назад не пустит!
Следующий месяц Муся лежала в моём морозильнике. Я периодически натыкалась на нее в поисках пельменей и, одолеваемая девичьей памятью и старческим склерозом (в тридцать лет между ними устанавливается гармоничное равновесие), с огромным интересом разворачивала трехслойный пакетик, находила в нем несгибаемую Мусю, восклицала: "А-а-а, мертвая крыса!!!" "Покойся с миром!" — и поспешно совала обратно.
Наконец весна наступила уже без дураков, даже сады зацвели, и мы решили, что пора наконец Мусе покинуть сию юдоль скорби, печали, пельменей и циничных минских заводчиков.
Мы забрали Мусю и поехали к СМЗ Лизе на дачу на шашлыки, решив в очередной раз совместить приятное с печальным. От идеи предварительно замариновать Мусю мы отказались, а зря!
На даче, уже сформировав похоронный кортеж, мы обнаружили, что у Лизы нет лопаты. Только топор, коса и грабли.
Пришлось взять из багажника мою, складную.Мы зашли поглубже в лес, любовно нашли самое достойное Муси место среди цветущей кислицы и ландышей, произнесли по трогательному некрологу, сделали два копка и сломали лопату. У самого основания, так что проще было бы доскрести могилу косой.
Мы решили, что сама судьба не дает нам совершить ошибку и требует Мусиной кремации.
Увидев нас снова с Мусей, Лизин муж слегка позеленел, а услышав о кремации, решительно заслонил собой мангал.
Мы не стали настаивать, зашли за дом, развели там погребальный костер и водрузили на него Мусю.
Тут-то и оказалось, что все-таки надо было если не замариновать Мусю, то хотя бы разморозить.
У меня хороший морозильник, мощный, выставленный на максимум.
Муся лежала в огне, как неопалимая купина, и только чуть-чуть плавилась и чадила. Суровые Минские Заводчики смотрели на нее в священном ужасе и потому проморгали появление грозовой тучи, которая, видно, приползла специально на похороны Муси — когда злосчастная крыса наконец начала подавать признаки упокоения, сверху хлынуло так, что мы мигом промокли до нитки, а костер — до щепки.
Три раза Суровые Минские Заводчики пережидали дождь в погребе, выползали и заново разводили костер.
Три раза туча возвращалась и рыдала над Мусей крокодиловыми слезами.
Похороны закончились только поздним вечером, когда мы сами прокоптились насквозь и не уже могли ни плакать, ни смеяться.
НО МУСЮ МЫ ВСЕ-ТАКИ ПОХОРОНИЛИ!!!!
С тех пор в устах Суровых Минских Заводчиков известная присказка звучит так: "Хоронили Мусю, порвали два баяна".
P.S. Это самая приличная история про крысиные похороны из моей коллекции.
45. Радуга
«Не завожу крыс, потому что они мало живут» — любимый и, с моей точки зрения, очень странный аргумент противников крысообзаведения.
Крысы действительно живут мало. Два с половиной, от силы три года. Если очень-очень повезет — четыре. Но за это время они успевают подарить человеку столько любви, радости и веселых минут, что отказываться от них из страха скорой потери — непростительная ошибка.
В природе редкая крыса доживает до года, и большинство из них самцы — самки истощаются родами и умирают раньше. Мы же продлеваем их век в два-три раза. Поэтому смерть любимой крысы — трагедия для хозяев, но не для нее. Она успела в полной мере насладиться длинной, сытной и интересной жизнью, выполнив свое предназначение в этом мире. Крысы как никто другой учат ценить каждый прожитый день — и распоряжаться им так, будто он последний.