— Видишь вот эту бороздку? Это твоя жизнь, долгая и извилистая. Но все повороты в ней вторятся еще одной дорожкой, примыкает она к твоей жизни где-то в середке и потом уже тянется до самого конца. А судьба твоя — женщина с длиной белой косой… — и Татьяна зарделась. Анклеберу стало скучно, так и думал, — все гадание белокурая бестия сведет к тому, что он не должен ее бросать до конца жизни…
Татьяна тем временем говорила что-то о его пальцах:
— Наладонный перст — самый главный. А на небе для нас самое главное что?
— Солнце.
— Солнце — то бишь Аполлон, — Татьяна приподняла голову, посмотрела на собеседника горделиво («Пущай знает, и мы не лыком шиты, тоже могем в науках разбираться, да мудреные слова баять»). И добавила:
— Бог света такой был в ветхие времена. Если бы ноготь этого самого большого перста был у тебя овальный — стал бы ты музыкантом али актером; квадратный — совсем не умел бы лгать… Но у тебя он какой-то невнятный, неровный, — а в жизни это означает размеренность, основательность и надежность.
Далее последовал рассказ про шишок, потом про четвертый… Татьяна ни разу не сбилась, все названия, все приметы точно перечислила. Дошел черед до мизинца:
— За мизинец ответствует Ермис; по латыни Меркуриус…
Андрей аж подскочил от неожиданности: «Меркурианцы, избранные, отличительная черта — особая форма мизинца». А Татьяна решила, что он ее образованности, да знанию мифологических имен подивился. С особой торжественностью в голосе продолжала:
— Ноготь мизинца у тебя квадратный, — умен ты, Андрейка, о чем я тебе завсегда и толкую.
Но Андрейка ее уже не слушал. От скуки не осталось и следа, теперь его распирало любопытство:
— Скажи, а на что указует заостренный мизинец?
— На тягу к колдовству, ворожбе и всяческим чудесам.
— А длинный?
— Это смотря отчего он длинный. Ежели, как у тебя, чуть вытянут нижний сустав, так то любовь к наукам доказует. А ежели вытянут за счет средней части, — способность к торговле, за счет верхней — хитрость.
Х Х Х Х Х
На следующее же утро ненавистный парик «крылья голубя» снова был нахлобучен на умную голову садовника. (А то, что она была умной, подтверждал, как теперь выяснилось, и ноготь мизинца.) Четверка лошадей, пуская из ноздрей пар, везла Анклебера на Васильевский остров к библиотеке Императорской Академии наук, открытой еще батюшкой Петром I.
Анклебер просидел за книгами шесть часов. Дважды выходил на крыльцо, вдохнуть свежего воздуха. Четырежды, почесывая лоб, сдвигал парик на затылок, один раз таким манером даже обронил его на пол. В остальное время штудировал исторические тома да астральные альманахи. К вечеру в его голове вырисовалась картина:
Меркурий — бродячая звезда, планида, совершающая, подобно Земле, движение вокруг Солнца. Названа по имени бога Меркурия. В астрологии он покровительствует двум зодиям: близнецам и деве. Меркурию соответствуют день недели — среда, число — 4, металл — ртуть, вкус — вяжущий, цвет — желтый, камень («Ай, да «бредни» Шварина!») — изумруд…
В принципе, Меркурий — тот же самый бог, что и Гермес. Или, как на русский манер назвала его Татьяна, Ермис. Только первый из римской мифологии, а второй из греческой.
Ну, что можно было сказать про Гермеса (Меркурия)? Он прямо-таки родился плутом. Еще возлежа в своей колыбели, украл трезубец у Посейдона (Нептуна), стрелы у Купидона (Амура), пояс у Афродит (Венеры). Как ему это удалось — вопрос мифический. Ну, удалось, видать, как-то, не садовнику ж древние мифы переписывать. На то они и мифы, чтоб к правде отношение имели косоватое.
Опять-таки именно из своей люльки Гермес (Меркурий) обратил внимание на стадо коров, которое пас неподалеку сребролукий Аполлон. Младенец освободился от пеленок и пополз к пастбищу. Но тут на пути ему попалась черепаха. Мальчуган содрал с черепахи костистый щит, вырезал из него лиру, натянул струны и вернулся в люльку, — припрятать инструмент.
Вторая попытка путешествия за коровами оказалась более удачной. Гермес дополз-таки до стада и стащил пятнадцать телочек и бычков. Дабы не отпечаталось следов, он привязал к ногам скотины тростник и ветки. Дабы его не выдал видевший все старик-виноградарь, — подкупил его. Но не просто подкупил. Через некоторое время вернулся, изменил внешность и проверил, держит ли старик уговор. И, когда выяснил, что за еще больший подкуп виноградарь готов выдать Гермеса, — превратил старика в скалу…
Казалось бы, все предусмотрел хитрющий малец: даже в собственную пещеру ввел скотину не передом, а задом, нечто животные не входили, а покидали сию обитель. Ан, нет! Только он воротился в колыбель, завернулся в пеленки и заснул сном младенца, — Апполон тут как тут:
— Отдай, — говорит, — моих коров!
Гермес вылупил глазки:
— Каких коров? Не брал, не видал! Не разумею об чем молвишь!
Спор разрешил батюшка Зевс, и разрешил не в пользу собственного дитяти. Но Гермес и не мыслил сдаваться. Он предложил обменять скот на сделанную из панциря черепахи лютню. Апполон согласился. Покудова тот примерялся к игре, малютка поспел сладить другой струмент, пастуший рожок. Рожок он выменял у того же Аполлона на кадуцей (златой жезл, обвитый двумя змеями, наделенный магической силою напускать и сгонять с людей сон).
Как видно из мифов, Гермес-Меркурий был тем еще пройдохой: нечестен, лукав, склонен к жульничеству, татьбе;, в то же время по отношению к себе требует собачей преданности; чуть что не так — неистово карает. В середине осьмнадцатого века за воровство запороли бы до полусмерти, да еще срамное клеймо на щеке выжгли, да порохом многажды притерли, — чтоб до скончания дней ничем не вытравить. А его, вишь, в боги возвели! Решили, раз дар менялы имеется, пущай за торговлю и воровство ответствует.
Нет, он, конечно, и добрые, бескорыстные дела совершал. Например, открыл Одиссею тайну волшебной травы и тем самым спас от колдовства Кирки, превратившей всех спутников Одиссея в свиней. Амфиону он подарил лиру, и с ее помощью герой построил стены города Фивы…
Но Анклебер на приглядные факты особого внимания не обратил. Возможно потому, что испытывал неприязнь к самому Шварину, и во всей этой истории с таинственными избранниками-меркурианцами искал не совсем чистую подоплеку.
В альманахе, описывающем жизнь и деятельность бога торговли, шла маленькая оговорка. Мол, после завоевания Персии Александром Македонским, когда в Азии и Египте поселились греки, Гермеса уподобили египетскому обожествленному царю Тоту, «писцу богов» сопровождавшему души умерших в потусторонний мир. И, якобы перу этого Тота-Гермеса принадлежит великая книга, содержащая в себе суть тайного учения, наследия цивилизации погибшей Атлантиды.
Точнее будет сказать, труд сей принадлежит не «перу», а «резцу», ибо текст был высечен на нескольких каменных табличках, скрепленных золотыми кольцами. И сама книга, названная «Tabula Smaragdina» то есть «Изумрудная скрижаль», стала «библией для мистиков». Каждый искал в ее мудреных словах «открытие» для себя: алхимики — рецепт получения золота, философы — формулу духовного просветления, правители — ключ к власти над миром. Гермеса нарекли «Триждывеличайшим», покровителем науки, магии и гадания, а все оккультные учения именуются с тех пор герметическими.
«Дело меркурианцев — погоня за каким-то таинственным магическим изумрудом, дающим власть над людьми, и споспешествующим в волхвовании,» — слова Беккера эхом отдались в голове Анклебера.
Изумрудная скрижаль
Москва, май 2000-го года.
— Скажите, Валентин Николаевич, а камень из Екатерининского перстня мог быть частицей древней «Изумрудной скрижали»?
Они собрались втроем. Теперь — в гостиничном номере Старкова. Он приехал в Москву специально, чтобы поведать о новых, добытых им в архивах да библиотеках, сведениях. В частности, он только что рассказал про неких «избранников-меркурианцев». Что-то типа маленькой секты, состоявшей всего из двух человек.
Меркурианцы были известны еще со средних веков, но наибольшее число упоминаний о них относится именно к XVIII–XIX-ому столетиям, где избранники были приписаны к ответвлению масонства.