Матильда снова разлила ликер. Снова чокнулись и выпили, уже просто так, без тоста.
— Не бросит мужа, так и будет причитать, пока благоверного цирроз не скрючит, либо инфаркт-инсульт не схватит. Только потом уже поздно начинать жизнь заново, старая станет, убитая горем, — некрасивая.
Ольга немного захмелела.
— А, может, ей повезет, раньше коньки отбросит.
— Смотри-ка, ты уже стала почти такой же циничной, как и я!
— Не, ну в самом деле, выпьет паленой, как Лаврон…
Собеседница помотала вытянутым указательным пальцем из стороны в сторону:
— А вот насчет Лаврона — не факт. Как бы ни было это убийством.
— Да какое убийство, Матильдочка?! Мне же Отводов все подробности дела изложил.
— А вот собутыльники его говорят, что бедолага все последние дни твердил про какой-то заговор и про угрозы в свой адрес…
— Нашла, кого слушать, — собутыльников.
— И я так подумала. А на днях дворничиха поведала, что видела в день смерти Лаврона черную тонированную иномарку. Остановилась возле нашего подъезда, водитель вышел и о чем-то говорил с Лавроном. Может, спрашивал чего? Только у алкоголика был растерянный и испуганный вид…
Х Х Х Х Х
Торговка выделялась среди прочих своим внешним видом. Она была одета под какую-нибудь немку времен двух-трех вековой давности. Коричневое платье до пят. Подпоясана тряпкой из серой мешковины и на голове белый чепец, с двумя расходящимися в стороны треугольными крылышками на затылке. Лицо у торговки было круглое, щекастое, румянец явно искусственный, глаза густо подведены.
— Выбирайте камешки! — обратилась она к Лобенко. Смотрите, какая красотища. Вам, к вашим-то глазкам, аквамарин подойдет.
Ольга хотела было убежать. Сама не поймет, почему зашла в этот уголок Измайловского вернисажа, камни покупать она совершенно не собиралась. Но на слове «Аквамарин», разумеется, застыла, обернулась, пристальнее начала всматриваться в глаза бойкой продавщицы. «Знакомым» ей показалось не только название…
«Ну, точно, Танька! Та самая Танька Смирнова, ее одноклассница, с которой Витька Соловьев целовался в раздевалке…»
Танька, разумеется, девушку не признала. И хорошо, ибо не прошло и минуты, Ольга все еще размышляла, обнаружить их давнишнее знакомство или нет, как на тропинке меж прилавков появился Витька Соловьев собственной персоной. К счастью, на своих бывших соучениц он не смотрел. А смотрел на собственные руки, в которых нес несколько, судя по всему, весьма горячих пирожков. Он то и дело перехватывал их то одной пятерней, то другой, подувая со всей мочи на освободившиеся пальцы.
Ольга поспешила смыться…
— Девушка, девушка, куда же вы? — орала вдогонку Танька, принявшая Ольгино недолгое замешательство за проявленный к товару интерес.
— Девушка, посмотрите на мой ассортимент.
— Посмотрите, у меня все есть! У меня хозяйка Медной горы в компаньонах ходит! — вторили прочие торгаши, полагая, что Ольга просто не нашла нужное у предыдущего прилавка…
Координатор совета по планированию деятельности нового развлекательного канала Ольга Лобенко (так помпезно теперь называлась ее должность)забрела на Измайловский вернисаж не от праздной скуки, и не по личной надобности. В Измайлово ее привели рабочие нужды.
Это была новая стратегия Гридасова:
— Вначале мы просто фонтанируем пропозиции, от балды, не задумываясь над бюджетом, штатом, аудиторией… Только название и тема передачи. Название и тема…
Одна Лобенко сформировала десятка два предложений. Начиная со «Школы обольстительниц», заканчивая «Исторической викториной».
Ольга справедливо рассудила, что хозяйственных советов и всевозможных рецептов счастья да здоровья на телеканалах хоть отбавляй. Книжек да ток-шоу с мудрыми жизненными наставлениями по подбору вторых половинок — тоже. А вот посмотреть бы воочию, как эти самые рецепты в жизнь претворяются…
Вот Матильда, например, о чем ее ни спроси, тут же подскажет как поступить. А если б ей самой предложить к мужчинам не приглядываться, а принюхиваться с закрытыми глазами (она это рекомендует вполне серьезно), оценить будущие семейные качества человека исключительно по содержимому верхнего ящика письменного стола, или вообразить совместную ночь по двум-трем па медленного танца…
Возможно, легкая на подъем и играющая по жизни Матильда со всеми этими заданиями запросто справилась бы… Но вот Ольга никак не могла, и потому к практике пока не приступала. А ежели все доступно показать, да растолковать в передачке, — очень премило выйдет. Многим будет интересно, не только дамочкам «на выданье».
Тот же самый подход и с исторической викториной. Что мы знаем о нашем прошлом? Да ничего. В лучшем случае что-то из курса школьной программы, из фильмов да книг, которые часто перевирают факты на потребу публике. А вынести все в студию, в игровой-то форме, да с комментариями ученых людей…
Когда свежие мысли перестали приходить в Ольгину блондинистую головку, она начала их «нагуливать». Шла в магазины, на улицы, спускалась в метро: присматривалась, что люди покупают, рассматривают, читают. Сделала вывод: ширпотреб сегодня мало кого интересует. В моде — индивидуальность. Народ желает носить, есть, впечатляться чем-то особенным, отражающим его, конкретного Человека внутренние потребности и сущность.
Одну из предложенных программ она решила посвятить Художникам. Не тем, что малюют портреты и прочие картинки. Точнее, не только тем, а людям необычным, удивляющим своим рукоделием.
Вчера была на Арбате и Крымском валу, сегодня прикатила в Измайлово. Взяла телефончик (на всякий случай, если потом передачку утвердят, чтоб не искать) у девчушки, что моделировала вязаную одежду: кофточки в розочках, юбки с пейзажами по диагонали, жакеты с полами замысловатой конфигурации, шапочки всех мастей. Второй телефончик списала у парнишки, производившим и продававшим чайную и кофейную посуду угловатых форм.
После нечаянного свидания с Танькой и Витькой все в ее голове перемешалось, размышлять, да подыскивать героев для возможной передачи не было никакого энтузиазма. «Мозг представлял собой один большой муравейник, разворошенный сорванцом-мальчишкой.»
Это ботаник Витька Соловьев — сорванец-мальчишка? Усмехнулась собственной «умняшке» девушка.
— Пирожки! Кому горячие пирожки! С мясом, капустой, картошкой, грибами, — бабулька тащила меж рядов остов от детской коляски, на который был установлен металлический ящик-контейнер, от него кисловато пахло печеной сдобой.
Генератор идей госпожа Лобенко только тут поняла, как зверски проголодалась.
«Интересно, а Соловьев, каких себе и своей крале набрал?» — подумала она. И поняла, что ревнует. Она купила пирожок с картошкой, уселась на пустой ящик и начала анализировать собственные чувства.
«Неужели я все еще к нему не равнодушна?! Так, стоп. Ревность, она, конечно, тень любви. Но в мире чувств часто так бывает, что предмета уж нет, а его отображаемый силуэт все еще видится… Нужно представить, испытала бы я такое же потрясение, если бы встретила с дамочкой не Соловьева, а Гридасова или Отводова? Пожалуй, нет. Но, с другой стороны, мало ли с кем те могут проводить время. А Таньку все ж считали первой Витькиной любовью. Ну-ка, а ежели бы я не просто их встретила, а они, например, целовались?!» — и у Ольги на душе стало еще более пакостно.
Не принес облегчения и звонок подруге-Верочке:
— Собственница ты, Лобенко! Он к тебе сколько клеился? А ты: не могу, некогда, не сейчас… Он же взрослый мужик, — понимать надо!
— Вер, я вот теперь думаю, а не мог он меня обокрасть. Что-то никак не идет из головы, что мне Танька аквамарин предлагала.
— Ага! Обокрасть тебя, чтобы продать камень на Измайловском вернисаже? А оправу Екатерининскую куда? Туда же? Толкнуть за три копейки?
Ольга уже давным-давно, с разрешения Отводова, обсуждала кражу и поиски фанатика со своей подругой. Кажется, наш доблестный капитан, наконец, уверовал в ее «честность и порядочность».
— В тебе просто говорит…
— Ревность, — дополнила подруга.
— Нет, даже не ревность, а уязвленное самолюбие. А мне кажется, к краже все же причастен Саша Вуд. Ты бы знала, в каком виде он сегодня в Останкино приходил.