Выбрать главу

Вот Глафира и относилась к ней теперь, как к дитяти: кормила с ложечки, сказки на ночь рассказывала, помогала менять ночнушку на свежую…

Прохора она тоже, как малышонка, отчитала. А тот, нет, чтобы ногой топнуть. «Кто здесь барский сын!» Глаза потупил, полный отчет представил:

— И сам, — говорит, — не пойму как так вышло. Я ведь за матерью неотступно следил. Думал, отойду в сторонку, но глаз не спущу, тем более, Шварин к ее перстню явно подбирался…

— Это каким таким разговором мужик тот тебя увлек, что ты про все на свете забыл?

— Представился Борисом Черняковым, отцом того конопатого паренька, что «проводником» сделался. Говорит, «вы такой молодой, при даме в возрасте, наверное, тоже эликсир графа Калиостро потребляете?» Я ему отвечаю, мол, то матушка моя. А он, будто не слышит. «Скажите, — задает новый вопрос, — эликсир только старение останавливает, али может повернуть время вспять? Тут уж я не выдержал. Да не пил я никакого эликсира, говорю. Мне только двадцать пять годков еще! Пока я все растолковывал, матушку-то из вида и выпустил. Кто ж мог подумать, что она в такую темень одна на улицу выскочит. Смотрю — нет ее, с Черняковым распрощался, и в парк. Слышу шорох в кустах, а потом все стихло.

— Ох! — схватилась за сердце Глафира. — На мгновенье бы опоздал, неизвестно, осталась бы в живых наша краля, али нет. А кто хоть напал на нее? Не приметил?

— Как же приметить, бандит дал деру, даром что хромой, я уж и догонять не стал, нужно было матушке срочно помогать.

— Охо-хо-хо-шеньки! Горемычная моя, Татьянушка! Может, снасиловать разбойник хотел, а, может, ограбить, одета-то она была вона как шикарно!

— Может и ограбить, к счастью, не успел! Перстень на суставе застрял. Видать, я помешал его снять.

Татьяна уже неделю не вставала с кровати. Вначале не могла, теперь не позволяли. Хорошо еще рассказы ее слушали с пристрастием, а то совсем было бы скучно.

Андрейка, правда, в эти рассказы все время норовил подбавить ложку дегтя. То, видишь ли, парня-проводника в будущее за подставного посчитал. То принялся строить научные догадки, как можно, не касаясь, поджечь бумагу, али свечной фитиль… А ныне и вовсе ввалился в спальню с газетой в руках. Тычет ею Татьяне под нос, будто та в таком состоянии печатное разберет!

А потом сам начал читать: «Гишпанец граф Килиостро (живущий на дворцовой набережной в доме генерал-поручика Миллера), имеет намерение покинуть пределы империи».

— Не может того быть, — округлила голубые глазища жертва нападения. — Шварин говорил, что Калиостро еще пару месяцев в Москве пробудет.

— Значит, переменились планы у твоего чародея, али кто их ему переменил, — Анклебер хитро подмигнул.

— Извините, что встреваю, — вымолвил Мануэль, принесший со двора раздутый самовар. — Вот вы, барин, при дворе служите, а самого главного конфуза не знаете!

— Ну так расскажи, что за конфуз, — садовник его и впрямь не знал. Но нутром чувствовал, выложит управляющий нечто пикантное, позабавит.

Оказалось, не дале как позавчера, Калиостро занимался волшбой на берегу Невы, неподалеку от Летнего сада. А именно, избавлял бесноватого купца от недуга, путем купания в воде. Знахарь вошел в состояние помрачнения сознания и общения с духами, начал мотать головой из стороны в сторону, вот она, головушка, и закружилась-то. В конце концов, потерял равновесие и плюхнулся в реку. Его почитатели, коих на время представлений завсегда собирается превеликое множество, вытащили кумира из невских волн. И в самый тот момент, когда он, в платье, с оного ручьями стекала вода, ступил на гранит набережной, толпа вдруг раздалась и глазам собравшихся предстала сама императрица. Она стояла под кружевным зонтиком, украшенным теми же цветами, что и оборки на юбке с широченным кринолином. Ее Величество пристально разглядывала незадачливого знахаря в лорнет. Вдоволь налюбовавшись, она переметнула взор на хлопотавшую подле супругу мага, госпожу Лоренцо.

— Хороша! И впрямь хороша! Впрочем, не для одного графа! — произнесла Екатерина Алексеевна и удалилась…

Для управляющего Мануэля это была просто байка. И мотивов императрицы резко обращаться с гостем он не разумел. А вот дошлый садовник смекнул, неприязнь владычицы Всея Руси к известному чародею была вызвана не токмо ее трезвым умом и рассудительностью. Это было мерзкое чувство, присущее каждой влюбленной женщине, и сподвигающее оную на самые глупые и нелепые поступки. Это была ревность.

Дело в том, что Калиостро пользовался расположением у человека, бывшего ее фаворитом на протяжении последних тринадцати лет, Григория Потемкина. Поговаривали даже, будто императрица тайно была обвенчана с Григорием Александровичем, и что сие событие состоялось в 1774 году в храме Большого Вознесения на Никитской улице в Москве. Конечно, всякое в их жизни было, и размолвки, и отдаления друг от друга. Но в последние год-полтора будто бы сызнова все наладилось. И тут явился этот самый Калиостро. Да ладно бы один, а то с красавицей женой.

Светлейший князь принимал Калиостро в своем доме и даже предоставлял в распоряжение чародея одну из зал, где мага никто не смел побеспокоить. Сидя в зале гишпанец проводил сеансы врачевания, а гостеприимный хозяин в это время весьма смело развлекал его очаровательную женушку… Вот что послужило причиной столь скорого отъезда иностранца из империи…

Ночное видение

«2 сентября 2000-го года.

Ужас! Ужас! Ужас!

Сегодня я проснулась на квартире у Гридасова. Как такое могло случиться? Выпила вроде немного. Генрих Ильич утверждает, что я ему сказала…

Нет, прежде всего, он рассказывает, что мы вчера перешли на «ты» и я начала называть его Гешей. Ужас какой!

Ужас! Ужас! Ужас!

Так вот, этот, теперь для меня, тьфу, Геша, якобы, спросил не пора ли нам домой. На что я, также якобы, ответила: «Конечно, дорогой, едем к тебе!» Про то, что было дальше, я разузнать не смогла, как ни собиралась с силами. Ну и Гридасов, разумеется, тактичная личность, энтузиазма в вытаскивании правды на свет не проявил.

И это еще не все. Первым делом, я поделилась переживаниями со Светланой Артемьевной. А та сходу предложила сообщить о случившемся капитану Отводову. И орала я, и плакала, и грозилась разругаться с ней на веки вечные. Но бабуля настояла на своем.

И, ах, как хорошо, что настояла. Ираклий договорился с каким-то доктором, гинекологом, что меня проверят, мол, было что, или нет. Ну, то есть, «исследуют взятый материал на наличие в нем семенной жидкости или смазки, обычно применяемой на изделиях из латекса.

Ужас! Ужас! Ужас!

На месте мне провалиться прямо в ад. Гореть щекам, словно первомайскому солнцу и век голубого неба не видать. Сходила я к этой гинекологине. Окончательные результаты завтра. Предварительные — «не похоже, чтобы что-то было».

Я готова ко всему. Ежели экспертиза (боже, и терминологию-то применяю, как в криминалистическом морге) покажет плюс, значит, я, как честная женщина, буду вынуждена выйти за своего начальника замуж.

Ужас! Ужас! Ужас!

Вот когда стоило бы напиться до коматозного состояния. Но, после вчерашнего, даже валерьянки на сахар накапать не могу.»

Х Х Х Х Х

В первый же день, как только Ольга вышла на работу после «ужина» в японском ресторанчике (а случилось это уже после получения результатов заключения гинеколога), она пригласила Гридасова отведать его любимого «Джонни Уокера» в местном буфете.

— Знаешь, Геш, я прямо себя не узнаю. Этот вечер, он сильно изменил мое к тебе отношение.

Гридасов сидел, как и тогда, откинувшись на спинку стула, крутил в руках стакан с виски и самодовольно щурился. Да, еще, нонсенс! Он сбрил бороду.

— Я тоже не могу его забыть.

— И, веришь ли, — Ольга засмущалась, — я все чаще вспоминаю другой вечер, точнее ночь…

— Да? — Генрих Ильич округлил, насколько было возможно, глаза и приосанился, изображая внимание.

— Помнишь, когда на меня напали в подъезде, а ты меня спас?

Он снова сощурился:

— Конечно, помню.

— Так вот, — Ольга убрала из голоса елейность, — мне стало это сниться по ночам…

— Что «это»?