Неудивительно, что ни один из сыновей Генри не любил приезжать в гости. Я не знала, какими были отношения между Генри и мальчиками до того, как появилась я. Они казались напряженными, словно любая попытка разворошить их могла привести к тому, что всё рухнет. У них обоих здесь были комнаты, но Джаспер был единственным, кто останавливался в своей. В старших классах Джаспер учился в Академии Нортлэйк, частной школе-интернате на севере штата Нью-Йорк, а лето проводил с нами.
А вот Ксандера я видела только по телевизору. Мне всегда было интересно, не чувствует ли Генри себя неловко, видя своего старшего сына исключительно через призму социальных сетей, но единственный раз, когда я предложила посетить одну из игр Ксандера, он обвинил меня в том, что я перегибаю палку.
— Ксандер — взрослый мужчина, — напомнил он мне так резко, что я вздрогнула. — Ему не нужно, чтобы ты была там и подбадривала его, словно ты его мать.
— Но я хочу быть там для него. Когда я вышла за тебя замуж, я вышла за всю твою семью, — осторожно заметила я тогда. — Я не хочу быть одной из тех женщин, которые игнорируют своих приемных детей только потому, что у них другая мать. И я также не хочу, чтобы он думал, что я такая.
— Ксандер может думать все, что ему вздумается, — был холодный ответ Генри. — Он своенравный. Иногда я думаю, что если бы у этого мальчишки не было хоккея, он бы сидел в тюрьме.
Я считаю, что он мужчина, — подумала я, размышляя над словами мужа.
Я подозревала, что отношения Ксандера с матерью были намного лучше, чем с отцом. Она уже некоторое время болела, когда мы с Генри начали встречаться. Я никогда не видела ее — не говоря уже о том, чтобы наблюдать за тем, как она общается с сыновьями, — но не удивилась, узнав, что Ксандер взял на себя заботу о матери после окончания школы. Он всегда был ответственным.
До его внезапного исчезновения из нашей жизни я с удовольствием проводила время с Ксандером. Он был менее суровым, чем его отец. Собранным. Зрелым.
Он будет таким хорошим старшим братом, когда у нас с Генри появятся дети, — помню, подумала я и была шокирована, когда он ушел с моей свадьбы. С тех пор он сохранял полное радиомолчание.
Если подумать, именно в тот момент все и рухнуло. Некогда беззаботные разговоры с Генри стали натянутыми, а моя мотивация вернуть нас в нужное русло уменьшилась. Каждое усилие вдруг стало требовать значительно больше энергии, а у моего угасающего духа не было сил для упорства.
Я говорила себе, что это потому, что Генри так быстро отверг меня после нашей свадьбы, хотя иногда я допускала мысль, что более значительную роль сыграл уход Ксандера. Он был первым человеком, который принял меня в эту семью, и хотелось бы мне знать, чем я заслужила его гнев.
Дженна поставила свежую бутылку заказанного мною вина, которую Генри проигнорировал в пользу своего скотча. Я не могла представить, как торфяные нотки в нем будут сочетаться с едой, но, похоже, Генри не так уж сильно интересовали блюда, поскольку он был больше занят насмешками над своим сыном, а я совершенно точно не собиралась говорить ему, чтобы он не наседал на свой драгоценный Гленфиддик.
Я ковырялась в моркови на фарфоровой тарелке с золотым ободком и старалась не вслушиваться, оставляя свой бокал нетронутым, пока Ксандер отрывисто отвечал на вопросы своего отца. Это было похоже на то, как военный командир допрашивает новобранца, которого хочет поставить на место.
На протяжении всего ужина взгляд Ксандера то и дело возвращался ко мне, но я делала вид, что не замечаю этого. Его непредсказуемый темперамент приводил меня в смятение. По приезду он вел себя вполне нормально, и на мгновение появилась надежда на восстановление наших прежних отношений. Я очень хотела, чтобы семья Генри приняла меня. А потом, вот так просто, бац! Он вышел из комнаты, как будто я болела чумой, и ему не терпелось от меня отделаться.
К тому моменту, как Ксандер вернулся, он уже принял душ и переоделся в простые джинсы и серо-лиловую футболку. Видеть его таким уютным и домашним пробудило меланхолическую ностальгию по нашей старой дружбе.
Мои глаза внезапно вспыхнули от безудержных эмоций. Я не доверяла себе, чтобы заговорить, поэтому приняла выражение пустого интереса, которое использовала, когда имела дело с проблемными клиентами, кивая всякий раз, когда Генри строго смотрел в мою сторону, потому что он ожидал этого — не потому, что я была согласна с тем, что он говорил.