— Почему мы здесь? — снова спросила она.
— Это единственное место, где моему отцу не придет в голову искать тебя. Полагаю, ты не хочешь его видеть?
Джордан сделала неосторожный шаг назад, в ее глазах появился страх при упоминании Генри Максвелла. Когда она сняла накинутый на плечи пиджак, мой взгляд упал на ее руки, покрытые синяками от этого урода. Я коснулся большим пальцем отметины на ее щеке.
— Он делал это раньше? — спросил её, с трудом сдерживая ранее вспыхнувшую ярость.
Она покачала головой.
— Тогда почему…
— Я сказала ему, что у него маленький член.
Тихий смешок сорвался с моих губ, пока я вел ее в общую зону.
Джордан восхищенно осмотрела гостиную, занимающую всю вторую палубу.
— Бог мой, это место похоже на мегаяхту.
Я кивнул.
— Так и есть. Мы с Кайденом спускаем ее для элитных путешествий на Багамы. Здесь пятьдесят кают, которые способны вместить восемьдесят гостей и до двадцати пяти человек персонала.
Я сказал Кайдену, что отправлюсь на яхте обратно в Канаду, хотя он, возможно, и не согласился бы, если бы знал, какие гнусные причины стоят за этим.
— Ох.
Ее взгляд скользнул по огромной люстре, пока я обходил стойку полностью укомплектованного бара и заворачивал кубики льда в чистое кухонное полотенце. Потянувшись под раковину, я захватил и аптечку.
Я подвел Джордан к дивану и дал ей аспирин. Она прижала лед к щеке, а я нанес мазь на ее синяки. Хотя я молчал, обрабатывая ее руки и ноги, внутри меня клокотала злость за то, что я позволил ему причинить ей такую боль.
Мне следовало убить Генри.
По крайней мере, синяки оказались поверхностными. Горячая ванна могла бы помочь. Я потянулся к подолу ее платья, чтобы осмотреть остальные повреждения.
— Что ты делаешь? — Она схватила меня за запястье, встревоженная.
— Мне нужно осмотреть твои синяки.
Она разгладила платье и покачала головой в яростном протесте.
— Я должен посмотреть, не сломано ли что-нибудь, детка, — нежно пробормотал я, каким-то образом умудряясь сохранять ровный голос.
После второй неудачной попытки я сдался.
— Хорошо. Мы сделаем это позже. Что тебе нужно прямо сейчас? — вместо этого спросил я.
Она перевела взгляд на бар. С неохотным вздохом я уступил ее невысказанной просьбе. Алкоголь не взаимодействовал с аспирином в малых дозах, который я ей дал; я узнал это после многих лет лечения хоккейных травм. На данный момент вино могло заглушить эмоциональную травму и физическую боль, которую она не позволила мне проверить.
Она молча приняла бокал красного вина, который я принес ей, маленькими глотками наслаждаясь сухим вкусом. Мы сидели в тишине, пока я брал куски льда и прикладывал к синякам на ее руке.
Когда я опустил лед и сказал: — Джордан, — она разрыдалась.
— Как? — спросила она между всхлипами. — Как я могла так ошибаться в нем?
Со слезами, текущими по ее щекам, Джордан медленно рассказала обо всем, что произошло сегодня вечером. Она раскачивалась взад-вперед на диване, заново переживая насилие Генри.
Я сжимал челюсть, пока она говорила, с трудом сдерживая себя в руках.
Единственным утешением было то, что Джордан больше не испытывала боли.
Я отошел к бару после того, как она осушила свой бокал. На этот раз я взял бутылку виски для себя и вернулся с бутылкой вина, чтобы долить ей. Попасть в тюрьму за убийство Генри вряд ли было бы разумно, и Джордан была единственным, что удерживало меня от этого импульса.
Возможно, нам обоим нужно было сбросить напряжение.
Я сел напротив нее на деревянный кофейный столик. Долгое время мы пили в молчаливом сострадании. Хотя у меня обычно была высокая устойчивость к виски, впервые за много лет я переборщил, как и Джордан. Она была потрясена событиями сегодняшнего вечера, а я злился на себя за то, что позволил этому случиться.
Трясущимися руками Джордан поднесла бокал к губам.
— Спасибо, — наконец заговорила она после оглушительной тишины.
— Не за что.
Джордан покачала головой.
— Я не имела в виду вино. — Она намекала на ссору с моим отцом. — Спасибо, — повторила она. — Никто раньше не заступался за меня. — Джордан допила вино и пробормотала: — Боже, как приятно было видеть, как он падает на дурацкую башню из шампанского, которую сам заставил меня собрать.
Мои губы изогнулись.
— Поэтическая справедливость.
— Часть меня хотела бы быть лучшим человеком и не получать от этого удовольствия, но…