В течение дня я то и дело гуглила Ксандера. Он не проявлял активности в социальных сетях, кроме видео и фотографий с его игр. Там было всего несколько его фото: обязательное селфи в спортзале без рубашки, демонстрирующее подтянутое телосложение, крафтовое пиво на пляже и еще одно, где он застегивает дизайнерский костюм, который выглядел так, словно едва мог вместить его массивную фигуру. На фотографиях заметно не хватало женщин. Генри не сказал, приведет ли Ксандер домой девушку. Судя по его профилю, не похоже.
Я гадала, не попросить ли Дженну поставить дополнительный стул, на всякий случай.
В промежутке между организацией ужина и контролем за тщательной уборкой дома я занималась еще одним своим клиентом. Это был комик, который очень плохо отреагировал на насмешки своей аудитории.
Под «очень плохо» я подразумеваю, что он швырнул микрофон в голову одному из зрителей.
— Я комик, — продолжал он повторять. — Быть провокативным — это часть моей профессии.
— Швырнуть микрофон кому-то в голову — это провокативность?
— Это авангард, — сказал он, не отступая. — Как у Галлахера.
— Парень, который разбивал арбузы?
Это вывело его из себя. В отличие от предыдущей актрисы, он не хотел извиняться или тратить время на самоанализ в дорогом оздоровительном центре. Честно говоря, я не знала, чего он ожидал от меня как от своего пресс-агента. Я была способна на многое, но не могла хлопнуть в ладоши и устранить сотрясение мозга.
Я увидела приближающуюся Дженну и переложила телефон в другую руку. Этот звонок и так продолжался намного дольше, чем следовало. Но если бы все, кто совершал ошибки, просто извинялись и шли дальше, у меня бы не было работы.
— Хорошо, — сказала я, обращаясь как к Дженне, так и к клиенту. — Возможно, мы можем сказать, что Вы хотели аккуратно бросить микрофон кому-нибудь из зрителей, чтобы поставить их на место. В шутку. Но сценический свет был сильно ярким, и Вы сбились…
Он издал сердитый вопль, который я проигнорировала.
— Почему бы Вам не набросать свою версию событий, и мы могли бы отправить ее в одну из газет с просьбой изложить Вашу версию произошедшего?
Мне придется изучить всю прессу и выяснить, какое из изданий наименее нелестно отозвалось о его поведении. Оно с наименьшей вероятностью станет приукрашать действительность в невыгодную для него сторону.
— Я позвоню Вам вечером. Да, Дженна? — спросила я, с облегчением вешая трубку.
— Миссис Максвелл, я закончила со спальнями и прихожей, а также только что доставили продукты. Все уже убрано в холодильник и кладовую.
— Замечательно. Отличная работа. — На ее лице появилось странное выражение. — Что-нибудь еще?
Она заколебалась.
— Мистер Максвелл несколько лет назад упаковал большинство старых вещей Ксандера и убрал их на чердак. Его комната, хм, пуста.
— О. — Я нахмурилась. Насколько нетронутой могла выглядеть его комната? — А как насчет фотографий? Или у него наверняка есть постеры на стенах.
Она покачала головой.
— Там нет ничего, кроме кровати и тумбочки. Мистер Максвелл велел мне снять постеры и убрать все фотографии Ксандера.
Я вдруг поняла, что не видела ни одной фотографии Ксандера в этом доме. Странно.
— Зачем ему делать это?
Дженна пожала плечами.
— Принеси с чердака коробку с его вещами, — неуверенно пробормотала я. Ксандер, возможно, больше расстроится из-за того, что мы копались в его вещах во второй раз. Он был скрытным, когда мы познакомились и, казалось, очень удивился тому, что я изучила такую простую вещь, как его выбор в еде. Я не могла представить себе ярость Ксандера из-за того, что кто-то рылся в его личных вещах.
Хотя, если подумать, то могла.
Когда я впервые встретила его, Ксандер учился в колледже и был слишком взрослым для обычных основных правил, устанавливаемых родителями. Так что я попыталась подружиться с ним. Это было несложно сделать, поскольку я восхищалась его бесконечной преданностью хоккею, тем, как он заботился о своем младшем брате, и его непоколебимой заботой о здоровье матери.