— Я не нуждаюсь в наблюдении. – Мое сердце бешено колотилось от отчаяния и паники. — Как ты мог такое предположить?
— Джордан, ты уже причиняла себе боль раньше.
— Я не сумасшедшая, – закричала я, прежде чем схватить лампу с тумбочки и швырнуть в него, что, вероятно, опровергало мою точку зрения.
Ксандер уклонился от удара, и лампа разбилась о стену позади него. В его глазах вспыхнуло разочарование, и он оказался сверху меня на кровати. Я подняла две руки, чтобы защитить от него свое лицо, думая, что он собирается ударить меня, но он стал гладить меня по волосам, чтобы успокоить.
По какой-то дикой причине я позволила ему это сделать. Я была так шокирована этим нежным прикосновением, когда ожидала совсем другого, что у меня не хватило духу отбросить его руку. Никто не гладил мои волосы с любовью уже много лет. Одиночество во мне неохотно откликнулось на его прикосновение.
Это было так извращенно.
Я позволяла своему хищнику утешать меня.
Он молчал, пока я рыдала, прижавшись к нему, и в конце концов оставил меня, чтобы убрать разбитую лампу. Когда он закончил, то какое-то время наблюдал за мной.
Наконец Ксандер нарушил напряженное молчание. Я думала, он скажет что-нибудь утешительное, но он поразил меня, когда произнес:
— Не усложняй ситуацию, детка. Я разрешаю тебе оставить телефон, чтобы показать, что я тебе доверяю. Но если ты сделаешь какую-нибудь глупость, например, позвонишь в полицию, эта привилегия будет отнята. Все мои подчиненные в курсе твоей истории, и если сюда приедет полиция, им приказано передать твои документы. После этого полиция лично доставит тебя в лечебное учреждение или потребует от меня нанять медсестру, чтобы она колола тебе успокоительное.
Я уставилась на него, больше не узнавая, чувствуя себя совершенно разбитой и преданной. Это была та же угроза, которую использовал Генри, чтобы держать меня на коротком поводке в течение многих лет. Ксандер, как никто другой, знал о психологическом ущербе, который его отец мог нанести человеку.
Я никогда не думала, что он использует тот же рычаг давления против меня, и этим он полностью разбил мое сердце.
— Однажды ты поймешь, что все, что я делаю, – ради нас, – сказал он мне.
К этому моменту у меня больше не осталось слез, и я оцепенело смотрела на стоящего передо мной мужчину. Исчезла та нежная душа, которую я видела в последние несколько дней, и вернулся монстр, которого я не понимала.
Ксандер прижался мягким поцелуем к моим дрожащим губам с напускной заботой о моем здоровье.
Перед уходом он запер балконную дверь и опустил жалюзи – возможно, подумал, что я хочу спать, – и тем самым забросил меня в самые темные уголки мира, где солнце больше не могло до меня добраться.
Ксандер
За последние несколько дней в Джордан произошли изменения. Я чувствовал постепенное смягчение по отношению ко мне, и она, наконец, продемонстрировала свои истинные эмоции. Я должен был оказать ей милость и принять ее чувства как дар. Я должен был доверять ей, но я не мог заставить себя рискнуть. Меньше всего мне хотелось раскачивать эту хрупкую лодку, но, если существовал хоть малейший шанс, что она сбежит, я не мог этого допустить.
За пределами этого дома, даже за пределами этой спальни, все еще было слишком много угроз. Мужчины. Они постоянно провоцировали меня, постоянно смотрели на нее, постоянно пускали слюну. Я уволил всех своих сотрудников-мужчин, не заботясь о том, что они могут подать на меня в суд. Находясь вдали от нее, я не мог рисковать тем, что она встретит другого и, возможно, сделает выбор в его пользу. Черт, я не хотел, чтобы у нее когда-то был другой вариант, кроме меня.
Хотя я знал, что Джордан не станет звонить властям – она скорее предпочтет запереться в комнате, чем вернуться в лечебницу, – я бы не исключал вероятность того, что она украдет нож и пригрозит одной из домработниц, чтобы та выпустила ее. Я не знал каждую щель в этом доме. Выпускать ее из спальни, пока я находился в отъезде, было слишком рискованно на данный момент.
Я установил камеру в нашей спальне, чтобы наблюдать за ней с телефона до тех пор, пока не вернусь. А потом я бы выпустил ее из дома.
Она ведь поймет, верно? Это было временно – я не был похож на Генри. Даже если я мог понять его желание держать ее подальше от других мужчин, она была слишком хороша для него. Ее сияющее лицо доказывало, как сильно она изменилась всего за несколько дней, проведенных со мной, потому что она принадлежала мне.