— Ваза! — вскрикнуло несколько голосов сразу.
— Разбили! Разбили! — вопила Нина Пеняева. — Раскокали и выбросили за окно!
Ксанка стояла у изголовья своей кровати, бледная, растерянная.
Не спеша завернув осколок вазы в бумажку, Евгения Карповна засунула его в карман, и тут ее острый глаз остановился на учебнике ботаники, лежавшем на Ксанкиной койке.
— Чей учебник? — тихо спросила она.
Нина глянула на стопку Ксанкиных книг, лежавших на тумбочке, и качнула головой:
— Не знаю, Ксанкина «Ботаника» на месте, а больше в нашей комнате не было такой книжки.
Евгения Карповна взяла учебник так же бережно, как поднимала осколочек вазы, раскрыла и, увидев штамп, многозначительно заметила:
— Библиотечная.
Подойдя к печке, она спросила, почему это среди лета вздумали топить.
— Давно собирались сжечь всю бумагу и мусор, — выручила молчавшую Ксанку Нина Пеняева.
Евгения Карповна недоверчиво посмотрела на Пеняеву и молча ушла.
6. По горячим следам
— Сергей Георгиевич! В шестой группе девочек разбит кубок и украдена простыня! — поспешно входя в кабинет директора школы-интерната, сообщила Евгения Карповна.
Директор поднял от бумаг худое желтое лицо с глубоко запавшими щеками.
— Если действительно случилась такая неприятность, то стыдно будет прежде всего нам с вами, старым, опытным педагогам. Однако расскажите, что произошло. Только спокойно…
Евгения Карповна не успела начать свой рассказ: в этот момент в комнату быстро вошла Валентина Андреевна.
— Евгения Карповна, мне передали, что Рыбакова заподозрили в воровстве, — сказала она, глядя на Евгению Карповну огромными печальными глазами. — Неужели он это сделал?
— Ручаться за него никто не может, — сердито заговорила, обращаясь сразу к обоим — к директору и к старшей воспитательнице, Евгения Карповна. — Поймите, что я первая буду радоваться, если мои подозрения не оправдаются. Но и терзаться буду больше всех вас, если этот мальчонка встанет на путь преступности. Ищите его, ищите, пока не ушел далеко!
— Да он здесь, — Валентина Андреевна открыла дверь и позвала Рыбакова.
Валерка вошел, держа забинтованную правую руку в кармане, а левой приглаживая послушную русую челочку. Он поздоровался и остановился у порога, бледный, испуганный.
— А что у тебя с рукой? — спросил Сергей Георгиевич.
— А, так… — уклонился Валерка. — Скоро заживет.
Сергей Георгиевич не стал приставать, понимая, что этот мальчишка из тех, кто никогда ни на что не жалуется и мужественно переносит всякие ушибы и болезни. Он показал Валерке обернутый в целлофан учебник ботаники, который положила ему на стол Евгения Карповна.
— Твоя книга?
— Моя, — глядя прямо в глаза, ответил Валерка.
— Где ты ее забыл?
Немного помолчав, Валерка ответил убитым голосом, с хрипотцой:
— В комнате девочек.
— А простыня где? — поинтересовалась Евгения Карповна.
Валерка ответил с досадой:
— Зачем она мне, простыня, не брал я ее.
— А что произошло с вазой? — продолжала Евгения Карповна.
— Разбилась, — совсем тихо и виновато ответил Валерка.
— Знаю, — подхватила воспитательница и, развернув бумажку, положила перед директором голубой осколок. — Вот остатки вазы!
Директор молча и неприязненно глянул на мальчишку. Тот неловко поежился, но тоже ничего не сказал.
— Зачем же лазил в окно? — Евгения Карповна говорила уже тише, добродушнее, как делала всегда, когда была уверена, что подобрала ключи к сердцу воспитанника. — Если не собирался ничего взять, так мог бы войти и выйти в дверь, как все люди. А то выбрал момент, когда в комнате никого не было, и залез.
Валерка понуро опустил голову.
Сказать правду — значит утопить Ксанку. Влетит ей за простыню. Да и за утюг. Уж лучше одному за все отвечать: семь бед — один ответ.
— Все ясно: по старой привычке залез в окно и, мягко выражаясь, перенес простыню в другое место, — промолвила Евгения Карповна совсем тихо.
Валерка встрепенулся и с вызовом крикнул:
— По-вашему, если залез в окно, так обязательно чтобы украсть? Да?
— Ну, знаешь! В гости через окно не ходят! — сердито втыкая окурок в землю возле фикуса, процедила Евгения Карповна. — Если б раньше за тобой этого не водилось, я бы…
— Что, узнали, как меня прозвал отец? И верите? Да? — Глаза Валерки налились кипучими слезами, ему стало так обидно, что и хотел бы, да не мог уже говорить. И он только махнул рукой: — Дремучему пьянице верите? Ну и верьте! Верьте! — И убежал, не закрыв за собой дверь.