— А как… Ольга?
«Ага, не выдержал!» — удовлетворенно улыбнулся в темноте Илас и ответил безразлично, едва ли не с зевотой:
— А что Ольга? Ольга как все. Скажи лучше, как ты? Не присмотрел еще себе невесту? Не женился?
— Какая женитьба! О чем ты говоришь? Кто отдаст свою дочь абреку?
— А что тут такого? Мы свою сестру скоро выдадим…
«Неужели у них в отряде еще девушка есть, кроме Ольги? Или это он об Ольге говорит?» — леденея от безмятежного сообщения Иласа, подумал Васо.
— Зачем людям мешать, если у них любовь? — продолжал Илас. — Так ведь?.. Ты что молчишь? Не согласен?
— Отчего не согласен? — едва выдавил из себя срывающимся шепотом Васо. — Согласен. И кто же будет мужем Ольги?
Илас сделал вид, что не расслышал вопроса, и начал говорить о том, как Габила собирается ударить по княжеским усадьбам.
Но только он остановился, Васо повторил свой вопрос:
— Так кто же станет мужем Ольги?
— Вот чудак человек! Это уж кого Ольга выберет, тот и станет…
— Так ты шутил, что ли? Насчет свадьбы? — Васо приподнялся, опершись на локоть, заглянул в лицо товарищу.
— Какой свадьбы?
— Да Ольги! Ольги!
— Нет, не шутил. Она и вправду замуж собирается. — И, видя, как заходили желваки на скулах парня, Илас не выдержал и расхохотался: — Да за тебя она замуж собирается. О тебе только и вспоминает…
И он рассказал о том, как Ольга всякий раз, о чем бы ни заговорила с ним, непременно сводила разговор на последний праздник в Цубене и на Васо. Однажды Илас, к которому она относилась нежно, как к младшему брату, прямо спросил ее:
«Уж не влюбилась ли ты в Васо?»
«А что тут удивительного? — ответила она горячо. — Таких джигитов, как он, не так уж много на свете. Чем он уступает Габиле? Ничем».
«Тогда чего ждать?»
«Молод ты еще, вот и говоришь так. Разве девушка может первой признаться?..»
«Значит, полюбила?»
«Еще как! Если бы он слово сказал, на край света бы за ним пошла, в огонь и в воду».
— Сам бог послал мне тебя, Илас, навстречу, — в радостном волнении признался Васо. — Так неспокойно было у меня на душе, а теперь!.. Ты такие силы влил в меня, что и сам не знаешь.
В комнату заглянул Гри:
— Светает.
— Сейчас, Гри, сейчас, — сказал, поднимаясь, Илас.
— Сын говорит, в Среднем Закоре собаки подняли гвалт. Не ждут ли там вас?
Держа в поводу коней, вслед за сыном Гри, который вызвался проводить их, они покинули гостеприимный Горный Закор.
— Держитесь левей, — сказал им провожатый. — Тропа выведет к аулу Барот. Не доходя до аула, сверните в лес…
— Да, так спокойнее, — согласился Илас.
…Когда по нижней окраине аула выбрались на бровку леса, вздохнули облегченно.
— Подожди меня здесь, Васо. Я через часок вернусь, — сказал Илас.
— Может, вдвоем?
— Нет. Я бы и сам в пичугу обратился, чтобы быть тут незаметнее…
— Что такое?
— Да тут за нашим человеком родной брат следит.
Илас направил коня к аулу Надабур.
Со склона горы, которым он ехал, днем обычно была хорошо видна на окраине аула одинокая сакля Ахмета Маргиева. Сейчас серый сумрак еще не рассочившегося по ущельям тумана не давал ему разглядеть в неверном свете раннего утра окно маргиевского жилища.
Наконец ветер будто угадал желание Иласа и прогнал серый клок тумана, загораживающий саклю. Света в окне не было.
Но не один Илас наблюдал в то утро за саклей Ахмета.
На какое-то время притихший после разговора с братом Курман бессонно гадал: что бы это значило — свет по ночам в сакле брата? То Ахмет и на лучинах экономил, а теперь, гляди-ка, разбогател — керосина не жалеет.
Узнав утром, что Ахмет и дома-то не ночевал, Курман чертыхнулся: «Разве у такого растяпы застрянет копейка? Хозяин! Его дома нет, а никто и лампу выкрутить не подумает!»
Но шли дни, а лампа в сакле брата горела ночи напролет. «Нет, тут что-то не то, — подумал Курман. — Не иначе, кого-то предупредить хочет. Но о чем?»
И в эту ночь Курман с противоположной стороны аула наблюдал за саклей брата.
«Опять жгут керосин, растяпы! — подумал он без обычного раздражения. — У меня бы пожгли! Погоди… Но ведь Ахмета опять нет дома. Уж не сигнал ли кому подают светом?»
И, точно подтверждая догадку Курмана, зацокали по каменистой тропе копыта.
«Не Ахмет ли вернулся с ночной охоты? Интересно, что добыл он? Чем промышляет?»
Но всадник почему-то проехал мимо сакли Ахмета. Дальше. Дальше. Уже он около его, Курмана, сакли. «Не мститель ли какой?» — обмер Курман, вытирая со лба холодный пот. Он хотел выскочить из редколесья, закричать, поднять тревогу в ауле, но не мог от страха двинуться с места, ноги будто отнялись.