Оставив ротмистра на пороге замка, взбешенный происшедшим в ауле, Амилахвари решил собственноручно схватить Васо.
Он же видел: с ним в ауле Цубен не было и тридцати человек. Если не мешкая посадить на коней свою сотню, то можно захватить абреков голыми руками…
Ротмистр Юрченко еще только отряхивал пыльный мундир, а князь мчался назад, торопя своих удальцов.
Однако, когда сотня ворвалась на узкие улочки аула, они были пустынны. На площади, всего три-четыре часа назад заполненной конными и пешими, бегала лишь собачья свора. Она встретила Дружину князя истошным лаем.
Князь раздраженно махнул плеткой в сторону ближайшей сакли. Дружинники выволокли наружу дряхлого старика.
— Креста на вас нет, проклятые! — колотила дружинников по спинам сухими, сморщенными кулачками такая же древняя, но бодрая старушка. — Куда вы его тащите? Будьте прокляты!
— Отстань! — толкнул старуху один из молодцов, и она упала, но, тут же вскочив, опять принялась осыпать дружинников бранью:
— Чтобы матерей ваших так били, ироды! Чтобы провалились вы в волчью яму! Оставьте старика!
— Пошла прочь! — И тяжелая плеть князя обрушилась на голову старухи.
На шум из ближних домов показались встревоженные люди.
— Что вы делаете, разбойники?
— В чем виноват старик? За что его?
— Погоди, князь, попляшет плетка и по твоей спине!
— Молчать! — гремел, вертясь на коне, Амилахвари. — Куда скрылся разбойник Хубаев? Говори, старик!
— Ты бы, князь, не приехал, я бы не знал и где ты, — выпрямляясь, с достоинством ответил тот. — Откуда мне знать?
— Ты что, не видел его здесь?
Старик пожал худыми плечами.
— Отвечай! Я тебя спрашиваю!
— А ты у гор спроси. Они его тоже видели.
— Ты еще будешь смеяться надо мной, трухлявый пень! — Плетка князя взвилась над седой головой старика.
— Стой, проклятый! — опять истошно завопила, поднимаясь с земли, старуха. — Люди! Помогите! Что же это делается на земле, люди?! — Старуха загородила собой мужа. Седые волосы ее были растрепаны, взгляд безумен: — Ты что, убить его хочешь, сын змеи? Не видел он ничего, не был он на площади, когда вы тут шумели! Не был!
— Значит, ты была? Ты видела?
— Была. Видела. И тебя видела, и всех видела.
— Отпустите старика! — скомандовал князь. — Так куда скрылся разбойник Васо? Куда?
— Да откуда же мне знать, ирод ты? Откуда?
— Я ведь и дом твой спалить могу, — грозил Амилахвари. — Говори! Ну!
Старуха молчала.
— Ты же мужчина, князь, — плюнул под ноги старик. — Что же ты мучаешь женщину? Она тебе в матери годится!
— Замолчи, старый пень, пока жив!
Плетка опять со свистом взвилась в воздухе и рассекла ветхую одежду на плече старика. От боли он упал на колени.
— Великий боже! — взмолился старик. — Сделай так, чтобы я не пережил этого позора! Великий боже! Сделай последнюю милость — ниспошли мне смерть!
— Ну! — Грудью лошади, то и дело норовящей встать на дыбы, Амилахвари теснил бедных стариков и сек их плетью. — Будете молчать — и останетесь без крыши над головой. Ну-у!
Старики молчали.
— Поджигай саклю! — скомандовал, брызгая слюной, князь. — Пусть все горит! Все! Все! Все!
Двое дружинников бросились исполнять приказание. И тогда старуха не выдержала:
— Будь ты проклят, князь! По дороге в свой аул поехал Васо.
— За мной! — поднял лошадь на дыбы Амилахвари.
— Да спасут нашего орла быстрые крылья! — Вне себя, поднимая с земли старика, шептала как в забытьи женщина. — Да спасут нашего орла быстрые крылья… Да спасут нашего орла быстрые крылья!..
Саклю Хубаевых князь спалил еще тогда, когда обнаружил, как провели его новый «уездный начальник» и мнимый капитан Внуковский. Приказав камня на камне не оставить от жилища абрека, на какое-то время он умерил свой гнев. Но эта новая встреча с Васо, когда он, Амилахвари, опять был осмеян людьми и оказался бессильным против горстки абреков, жгла ему душу, требовала мести.
Сотня, переполошив аульных собак, промчалась к окраине аула, где когда-то была сакля, а теперь лежала лишь черная груда камней.
«И зачем я мчался сюда? — запоздало подумал Амилахвари. — Не приехал же сюда ненавистный разбойник, чтоб посидеть на пепелище! Но куда он мог направиться этой дорогой? Куда?»
Оглядев пепелище, князь обнаружил старый, наполовину свалившийся плетень:
— Спалите и его!
Когда огонь столбом поднялся в небо над развалинами сакли, Амилахвари подумал, что злость и обида не затухнут в его душе, даже если он еще сотню раз сожжет дотла жилище абрека. Только голова Васо, насаженная на кол, может успокоить сердце. Только Васо, болтающийся на толстом суку какого-нибудь дерева, может порадовать его.