— Жрецы, — говорил он, — несомненно потребуют смертной казни человеку, обвиненному в богохульстве, и многие заранее восстановлены против него. Общественное мнение также неблагоприятно. Особенно недолюбливает Сократа среднее сословие; оно придерживается умеренных взглядов и им легко внушить, что Сократ, став во главе беспокойных людей, наделал много зла и был причиной нашего постыдного поражения на войне. Однако, несмотря ни на что, большинство судей все-таки согласится с нашими доводами и подаст голос против смертной казни подсудимому, заменив ее, например, тюремным заключением, изгнанием или большим денежным штрафом. Вся задача в том, чтобы заручиться в пользу подсудимого голосами нескольких отчаянных крикунов.
Ксантиппа считала потерянной каждую минуту, проводимую в разговорах. Пока ученик говорил, она нетерпеливо следила за движением его губ, как будто читая по ним еще невысказанные им слова, и тут же обдумывала свой дальнейший образ действий. Она не смела оставаться праздною! Приговор зависел от присяжных, а присяжные такие же люди; нужно, во что бы то ни стало, расположить их в пользу обвиняемого. И Ксантиппа принялась за дело.
Вскоре ей стало ясно, что без денег ничего не достигнешь. Они были необходимы на каждом шагу. Не раздумывая долго, бедная женщина бросилась к соседу и предложила ему купить у нее весь участок земли вместе с мастерской. Каменотес постоянно поджидал прихода Ксантиппы со дня ареста ее мужа и встретил неподатливую соседку улыбкой торжества. Он исполнил свою угрозу и предложил теперь самую ничтожную сумму за землю, которую хотел приобрести в прежнее время за очень приличную цену, да еще прибавил, что Ксантиппа должна согласиться на всякие условия потому, что когда Сократ будет осужден, ей все равно придется покинуть город. Сознавая свое бессилие, она не стала спорить и заключила сделку, разорявшую ее. Каменотес отсчитал деньги и в придачу снабдил несчастную несколькими благими советами. Он сказал ей, кто из жрецов не брезгует маленькими подарками, у кого из судей мягкое сердце.
Ксантиппа благодарила его от души. До сих пор она не имела известий о заключенном и почти столько же терзалась страхом за исход суда, сколько и неизвестностью о жизни мужа в заточении. Возможность смягчить его участь в тюрьме была уже для нее большим облегчением. Поэтому, прежде всего, она подкупила тюремное начальство и заключенный был немало удивлен, когда ему стали ежедневно приносить лакомые кушанья.
Неутомимо обходила она судей, на которых рассчитывала подействовать своими просьбами. В одном месте ее отказывались принять, в другом бесцеремонно обрывали с первых слов, но Ксантиппа являлась снова во всякое время, рыдая или бранясь, крича или горько жалуясь. Она твердо решила надоесть судьям и хоть этим крайним средством вынудить у них благоприятное обещание, если ее слезы и мольбы не приводили ни к чему. С этой же неутомимостью выслеживала Ксантиппа жрецов, известных своею доступностью для щедрых просителей. Результаты ее стараний не замедлили обнаружиться в лучшем обхождении с заключенным. Ученикам разрешили посещать Сократа в тюрьме.
Через несколько дней и ей было позволено посетить Сократа и в одно утро она явилась к нему, сияющая от радости, ведя за руку маленького Проклеса.
Ей разрешили пробыть у мужа два часа.
Заточение нисколько не изменило философа. В его чертах отражалось обычное спокойствие; ласково поздоровавшись с женою и ребенком, он попросил их сидеть тихо, чтобы не мешать его беседе с учениками. Как раз в это время он сообщал им любопытный факт: тюремная тишина мало-помалу расположила его к поэтическому творчеству. И Сократ тут же прочитал своим слушателям несколько басен, написанных им на днях. До сих пор он не подозревал в себе дара стихосложения.
Так продолжалось во все время, Ксантиппа приходила, чтоб только взглянуть мужу в глаза, услышать его голос и опять уйти. Она молча стояла в сторонке, пока он говорил, и была уже довольна, когда Сократ приветствовал ее ласковым кивком головы.
Друзья посоветовали ей не появляться на суде.
— Хорошо, я останусь дома, — отвечала Ксантиппа таким покорным тоном, точно выпрашивала кусок хлеба. — Только не оставляйте меня в неизвестности.
Ученики обещали подавать ей вести из зала суда. Наконец они ушли. Ксантиппа свернулась клубочком на полу у дверей и стала ждать. Целое утро прошло однако без особенно важных известий. Бесконечные свидетельские показания, смысл которых ускользал от Ксантиппы, доказывали только, что вина была не совсем ясна. Бедная женщина услала сына, принявшегося петь и Шуметь, за город в сопровождении служанки; теперь, по крайней мере, никто не беспокоил ее больше. Весь дом точно вымер. Только ученики Сократа приходили по очереди, сообщали ей шепотом несколько слов, и уходили опять.