Пир закончился непродолжительным возлиянием, во время которого Сократ без труда победил всех как в питье, так и в разговорах. Ксантиппа, в первый раз выпившая один стаканчик сладкого вина, к своему удивлению, заметила, какое магическое действие производят на слушателей смелые суждения и тонкость доводов Сократа. Тут она поняла, какая для нее честь праздновать свою свадьбу в доме знаменитой афинянки и как ей следует гордиться своим мужем, — несомненно умнейшим человеком в этом избранном кругу.
Все Афины чтили его, как мудреца, и молодая женщина мысленно дала обет признать Сократа с этого дня своим безусловным господином, быть ему доброй женой и мириться даже с его капризами, если они за ним водятся. Неказистая внешность мужа не отталкивала ее более: Ксантиппа никогда и не заглядывалась на красивых юношей; кроме-того, Сократ не был уродом, когда говорил. Например, когда он объяснял за свадебным пиром сущность любви, подзадоривая Алкивиада лукавыми замечаниями, что его Эрот бежал от женщины. Надо было видеть, как светились при этом его глаза умом, лукавством и добродушием! Каждая девушка могла потерять голову при взгляде на мужа Ксантиппы.
Но вот наступило время подумать о возвращении домой. Сократ спокойно поднялся с ложа и взял под руку жену. Хозяйка шепнула что-то на ухо Ксантиппе. Лизикл выразил Сократу надежду часто видеть его с женой в доме Аспазии. Новобрачные отправились к себе; молодежь, пировавшая на свадьбе, провожала их. Сначала супруги молча шли впереди, прислушиваясь к шутливым песням веселых спутников. Но вот Сократ обернулся, выпустил руку Ксантиппы и бросил какое-то замечание насчет действия вина. Один из провожатых ответил ему необдуманной, задорной фразой. Философ тотчас воспользовался его оплошностью, чтобы вывести из этого поучение, и между мужчинами завязался громкий спор. Сократ овладел нитью разговора и принялся доказывать, что как позволительно много пить только тому, кто не скоро хмелеет, так и высшие задачи жизни может ставить себе лишь художник, писатель и государственный муж, потому что он сумеет с трезвой правдой и настойчивостью воспроизвести или осуществить то, что было воспринято им в бурный момент вдохновения. Увлекшись беседой, Сократ незаметно смешался с толпой гостей; Ксантиппа шла немного впереди, совершенно одна, понурив голову и стыдясь, что идущая сзади молодежь заметит ее легкую хромоту.
Дойдя до скромного жилища скульптора, она остановилась в нерешительности и взглянула с умоляющим видом на мужа. Только один Алкивиад обращал на нее внимание во время пути и теперь заметил, что щеки молодой женщины были влажны от слез.
— Учитель, — сказал он Сократу, — вы заставляете дожидаться свою супругу.
Сократ с улыбкой, кивнул головой, договорил до конца начатую фразу и повел молодую жену в свой убогий домик. На улице гости затянули песню, перещеголявшую своею бесцеремонностью все предыдущие. Один Алкивиад молча пошел своей дорогой.
Проснувшись на следующее утро, Ксантиппа удивилась, видя, что она одна. Прежде всего новобрачная стала осматриваться в своем новом жилище. Результат этого осмотра был неутешителен. В комнате не оказалось ни одного цельного сидения, на кухне ни одного не растрескавшегося горшка. К счастью, домашняя утварь в имении, сданном в аренду, осталась в ее распоряжении. Ксантиппа решила сегодня же перевезти оттуда все необходимое.
Весело принялась она за перевозку своего имущества. Даже при помощи служанки ей понадобилось несколько недель, чтобы привести в порядок запущенное хозяйство. Обе женщины возились с утра и до вечера: мыли скоблили, чинили. Наконец, все в доме было прибрано и блестело чистотой, к удовольствию молодой хозяйки.
Только одно огорчало неутомимую Ксантиппу: Сократ, уходивший с утра из дому, возвращаясь по вечерам, не удостаивал ни одним одобрительным взглядом этих постепенных улучшений, превращавших заброшенную лачугу в благоустроенное и даже красивое жилище. Однажды жена, потеряв терпенье, насильно потащила его на кухню, чтобы Сократ полюбовался медной посудой, расставленной на полках и блестевшей, как золото. Но это зрелище нисколько не заинтересовало философа и он сухо заметил:
— Медная ярь — один из самых сильных ядов. Причиняя жестокие боли, он даже не всегда убивает, что во всяком случае было бы маленьким удовлетворением за перенесенные мучения.