— Не больше одной трети, — тут же сообщает Баламут. — Мне мои девки говорили, у Чубаров так заведено. Вот, допустим, я степнячку возьму. — Для убедительности, прижимает к себе Лаву. — Она мне пацана родит. Я местный, пацан мой местный, степнячка пришлая. Получается два местных, одна пришлая.
— Так у тебя две степнячки.
— Не боись! У меня две девки и три малыша. Прикинь, пришлых одна из трех получается!
— По нашим древним законам пришлых не должно быть больше, чем один на двоих коренных, — говорит Жамах и наш тайный знак делает, чтоб мы с Ксапой с ней не спорили. Я тут же понимаю, что эти древние законы только вчера ночью родились. И разговор этот она в нужную сторону закрутила. И девок Баламута заранее подговорила. Хитрая она у меня.
Понравилось охотникам, что каждая третья может быть пришлой девкой.
Как ни считают, все получается, что уважаемый охотник может себе девку с тремя полосками позволить. Лишь бы прокормить смог.
— Дурни вы! — охлаждает восторги Ворчун. — Где вы девку с тремя полосками возьмете. Степнячки теперь только на две согласятся.
Охотники задумываются. Чубары со Степняками свои теперь. Айгуры далеко, до них на вертолете — и то долго лететь. Да и согласится ли Сергей?
— Прилетела птица обломинго, — произносит Ксапа загадочную фразу и хихикает, уткнувшись носом мне в шею.
— С вами хорошо, но пора за дело браться, — поднимается Платон.
— Мудреныш, ты сегодня на стройку или на охоту?
— Я, Клык, Фантазер и Жамах идем на охоту. Наша очередь, — отвечает Мудреныш.
На следующий день Мудр, Ксапа и Жамах улетают к Чубарам. С ними, разумеется, летят Евражка и куча девок.
— Будет здесь когда-нибудь дисциплина? — ругается Платон.
— Отлови себе айгурку, пообещай три полоски, если слушаться не будет, станет она тихая и послушная, — советует Фантазер.
— От баб на стройке все равно пользы мало, — возражает Толик. Он сегодня управляет бетономешалкой вместо Евражки. — Только их обучишь всему, детей нарожают и дома сидят.
Мы мозгуем и соглашаемся. Потом как-то незаметно разговор переходит на то, что со дня появления Ксапы у нас за год не отправился к предкам ни один охотник. Старые помирали, бабы родами помирали, младенцы помирали, а охотники — нет. Чтоб за год ни один охотник не погиб — такого даже старики не помнят. Здесь, за перевалом, ни чужаков, ни медведей, ни волков нет. Кабан зверь опасный, но первым нападать не любит. Когда-то в нашем хызе медведь жил, но давно это было. Барсы сами ушли, как мы появились.
Один Баламут мог умереть, но и тому Ксапа сломанную ногу вылечила. И голода зимой не было. Если так и дальше пойдет, охотников больше, чем девок будет.
— Юра, а у вас как? — спрашивает Ворчун.
— У нас поровну, — криво усмехается геолог. — Иногда это хорошо, а чаще плохо. Слишком они нос задирают, феминистки самостийные.
— Феминистки — это кто такие?
— Представь, что Евражка взрослой бабой выросла, а характер какой был, такой и остался. Вот это и будет настоящая феминистка.
Тут зеленая вертушка прилетает, топливо привозит. Мы идем бочки разгружать. На самом деле катать бочки совсем не весело, но геологи по дому скучают, а пилоты почту и новости привозят. Поэтому они так радуются.
— А вы заметили, что Кремень на Свету глаз положил? — замечает Верный Глаз.
— У него же своих две бабы. Зачем ему третья?
— Кризис среднего возраста, — усмехается Ворчун.
— Откуда ты только слов таких нахватался? — делает вид, что сердится, Платон.
— От степнячек.
Только о Свете заговорили — легка на помине. Злая как волчица. Двух пацанов за шкирятники тащит. Пацаны сопротивляются, но куда там. Света одной рукой приподнимет так, что ноги в воздухе болтаются, встряхнет, словно из шкуры мусор вытрясает, сразу ясно, у кого сила.
— Что случилось? — спрашивает Вадим.
— Сами с ними разбирайтесь, — сердито отвечает Света и садится на ящик. — Они дерутся как звери. Мы молодыми были, мальчишки тоже дрались, но не так! Они убить друг друга готовы.
— Чего не поделили? — спрашивает Фантазер.
— Рыську, — бурчит тот пацан, что постарше. Мы задумываемся. Ради Рыськи стоит подраться. Она вроде Евражки — везде нос сует, с пацанами водится, но не такая хулиганистая и наглая. Замечательная, в общем, девка подрастает. Полоски или этой осенью, или весной получит. Как сама решит.
— Кто такая Рыська? — спрашивает Платон. — Она-то знает, что вы из-за нее деретесь? Баламут, ты ее знаешь? Приведи, пожалуйста.
Баламут сам бегать не хочет, двум бабам, что от реки шли, велит разыскать и привести. Появляется Рыська, выслушивает, в чем дело, дергает плечиком.