Просыпаюсь и некоторое время слушаю, как Ксапа учит слова языка Чубаров. Жамах иногда поправляет. С языками у Ксапы беда. Никакой памяти.
Но упорства много. Все чудики упорные.
Жамах сидит, коленки в стороны, и аккуратно остругивает древко копья. Весь пол усыпан мелкими желтыми стружками. Опять мое копье взяла!
Ладно, пусть строгает. С копьем она лучше меня обращается, не испортит.
Быстро одеваюсь, глажу по спинкам своих женщин, чтоб улыбнулись, и, потягиваясь, выхожу из вама. Три девки с грязными горшками и облезлой шкурой направляются к речке. Бегу к Головачу.
— Головач, дай шкуру кабана. Ненадолго!
Зажав свернутую шкуру подмышкой, прячась за кустами, бесшумными охотничьими шагами крадусь за девками. Когда девки начинают мыть горшки, накидываю шкуру кабана на спину, становлюсь на четвереньки и по кустам подбираюсь поближе. Сейчас визгу будет!..
— … наконец-то у парня семейная жизнь наладилась. Такой видный охотник, и холостяком ходил.
— Небось, заречные по нем до сих пор сохнут.
Интересно, о ком разговор? Затихаю и ложусь брюхом на землю.
— Двух баб взял — и обоих из чужих племен.
— Одну мог бы и из наших взять.
— Да ладно тебе! У тебя свой мужик есть.
Похоже, о Баламуте речь.
— Я не завидую. Просто не дело, когда в семье три охотника. Кто-то с детьми сидеть должен, очаг поддерживать.
— Поверь моему слову, скоро Ксапа забудет про охоту.
— С чего бы?
— Она с мальцом больше родной матери носится. Как Жамах на охоту, из рук не выпускает.
Мать моя — медведица! Ведь обо мне говорят! Подпираю голову кулаком и слушаю.
— А все-таки, малец не его. Как ни считай, Жамах к нам зимой уже с пузом пришла.
— А чей, не говорит?
— Мой, говорит. Медведь с сыновьями, наверно, постарались. А может, еще когда у степняков была, кто-то созоровал. Какая сейчас разница? Клык за своего признал.
Ух ты! Вот так и узнаешь о себе самое интересное. Слушаю новости и незаметно засыпаю…
— Дрыхнет, суслик! Мы тут сокровенным делимся, а он шкуркой прикрылся и дрыхнет!
Так громко, что аж вздрагиваю. Блин! (Как Ксапа ругается) Кто кого напугал, спрашивается? А у них в руках три полных горшка холодной воды.
Поймут, что подслушивал — ходить мне мокрым… Выкручиваться надо!
— Бабоньки, чего шумите? Я вам спать не мешал.
— И правда, Пумша, что ты сразу накинулась? Замотался парень.
Думаешь, легко спать, когда рядом грудничок всю ночь голосит?
Спасибо тебе, добрая душа.
— Давайте, помогу, — скатываю шкуру, забираю у девок два горшка и широким шагом иду к поселку. Девки семенят сзади.
— Эй, осторожней! Расплескаешь — снова за водой отправим.
— А вдруг, он нас подслушивал?
— Да брось ты! И шкуру припас, чтоб подслушивать сподручней было?
У вама нас встречает удивленная Ксапа с малышом на руках. Подмигиваю ей и прохожу мимо. Физиономия ее становится еще более удивленной.
— Смотри, Олежка, какой наш папа — первый парень на деревне! — слышу за спиной. — Девки за ним косяком бегают.
Заканчиваем склад горюче-смазочных материалов, перекатываем туда бочки с топливом. (Опять от нас неделю этой гадостью пахнуть будет.)
Генераторную пока не начинаем — кончились гвозди и цемент. Цемент — это такой порошок, из которого камень делают. Пока Михаил не подвезет, у шабашников выходной день. Мы с Ворчуном и Фантазером теперь тоже шабашники. А я еще заместитель бугра. Бугор — это Платон.
Подходят Мудр с Головачом. Геологи обозвали их приемной комиссией.
Мудр стучит по стенке кулаком.
— Нет, такой хыз сто лет не простоит.
— Ты же сказал, что через три года мы здесь не то, что оленей — всех мышей съедим, — ухмыляется Головач. — Зачем нам хыз на сто лет?
Мудр качает головой и задумывается.
— Сто лет не простоит, а тридцать — гарантирую, — заявляет Платон, когда я перевожу ему разговор.
Пока работы нет, решаю потренироваться с копьем. Ксапа говорит, Жамах наладила центровку и баланс моего копья, теперь оно точнее летать будет. Я как-то и до этого не жаловался…
Беру копье и, чтоб с охотниками не столкнуться, иду в сторону перевала. Перехожу мост и вижу свежие следы. На камнях много не углядишь, но кто-то тут шел совсем недавно. Иду по следу. Вдоль ручья земля мягкая, след четкий…
Опаньки! Не меньше шести охотников! Следы крупные! Шаг широкий. У нас таких рослых — по пальцам пересчитать. Кремень, Мудреныш, Головач в поселке остались, не их следы. Тогда кто же?
Хочу Мудра предупредить, да как на зло рацию в ваме оставил. На стройке рация не нужна, выложил из кармана, чтоб не поломать. И забыл.