Это брат Жамах руку сломал. Брат твоей крестницы Жамах Тибетовны. Если у него рука отсохнет, она тебе этого не простит.
— Подслушивала, значит, — удовлетворенно гудит Михаил. — Оксана, разве я тебе в чем отказывал? Мы ради вас через портал санитарную машину протащили, летающую операционную. По частям протащили, целиком не проходила. Два дня в поте лица! А ты меня шантажистом обзываешь. Нехорошо получается. Ну так, мир?
— Ты без мыла в задницу влезешь, — каким-то вдруг уставшим голосом произносит Ксапа. — Высылай машину. Мы за перевалом, Сергей даст пеленг и объяснит, как лететь.
Отдает наушники Сергею, выходит наружу и, раздвинув малышню, столпившуюся у двери, садится спиной к колесу. Я присаживаюсь рядом.
— Что-то не так?
— Все не так! Он опять меня переиграл. Я хотела слетать к нашим и связаться с комитетом по надзору. А теперь мне нет смысла туда лететь.
Врачи сами прилетят сюда, и все, что надо, на месте сделают.
— Когда прилетят? — оживляется Жамах.
— Пока соберутся, пока летят, часов пять пройдет. Как раз темнеть начнет.
Жамах убегает к вамам. Почему она все время бегает? Пока у нас жила, степенно ходила, как полагается охотнику.
Как и обещала Ксапа, машина прилетает с последними лучами солнца.
Вся белая, а на боках большие красные кресты нарисованы. Ксапа первой к машине бросается, ее сначала пускать внутрь не хотят. А перед Жамах сразу дверь открывают. Это на местных производит впечатление. Мы с Платоном и Мудренышем степенно подходим, как и полагается охотникам. Ксапа уже обругала чудиков непонятными словами, они теперь не знают, что и думать.
Привыкли своих по одежке узнавать, а тут все наоборот. Жамах в их одежку одета, обута, но местная. А Ксапа, вроде, своя, но полоски на щеках, одета как у нас принято, разберись тут…
Как оказалось, меня чудики знают. Наверно, в больнице видели. Я ПРОВОЖУ ИНСТРУКТАЖ, объясняю, что со всеми вопросами — к Жамах. Она единственная все языки понимает. И вообще, аборигенка. А мы тут пришлые.
Жамах уже брата за руку тащит. Тот на полголовы выше нее, но идти ему страшно и очень не хочется. Но не скандалить же при всех со старшей сестрой. Попал парень! Я объясняю бедняге, что будет больно, но чтоб за оружие не хватался. Жамах переводит. Парень, вроде, слегка успокаивается, и Жамах заталкивает его в белую машину.
Думаете, его сразу лечить начинают? Как бы не так! Сначала нас раздевают догола, белые легкие одежки дают. Мы прямо на глазах у чудиков раздеваемся, а Жамах с молодой девкой — за занавеской. Потом эта девка нам на волосы сетки надевает и смешные белые шапочки. На ноги — вроде мокасинов из белой тряпки. Нам с Жамах еще белые халаты дают, а Кочупе девка говорит, что обойдется. Хватит с него и штанов. Жамах переводит.
Парень строит недовольную гримасу и что-то бурчит.
— Зимой в халате хорошо к зверю подкрадываться, — переводит мне Жамах. Я об этом не подумал.
Нас проводят в следующую комнату. Я оглядываюсь. Комната маленькая, но похожа на ту, в которой Жамах рожала. Жамах тоже это подмечает, передергивается вся. И что-то тараторит брату на ухо.
— Где вы так ободрались? — спрашивает врач, осмотрев Кочупу и спереди, и сзади.
— Два охотника в горах сорвались со скал. Мой брат сломал руку, а второй ушел к предкам, — отвечает за брата Жамах. И что-то тараторит по-своему. Брат кивает.
— Сначала процедуры, потом наркоз, или сразу наркоз? — спрашивает девка в белом.
— Давайте, Ирочка, сразу наркоз, а потом все по порядку, — отвечает главный врач.
Ирочка показывает, что такое наркоз — прижимает себе к лицу черную маску с хоботом и объясняет, что Кочупа от этого уснет до утра и боли не почувствует. Жамах переводит. Кочупа охотно соглашается. Мы помогаем уложить его на стол, Ирочка прижимает к его лицу маску, и он на самом деле засыпает.
Что было дальше, я не знаю, потому что вшестером в этой маленькой комнате очень тесно. И в какой бы угол мы не встали, все равно кому-то мешаем. В конце концов, нас просят выйти.
— Выставили? — интересуется Ксапа.
— Выставили. Тесно там, — подтверждаю я. — А зачем они на лицо белые намордники натянули?
— Чтоб чужую рану даже дыханием не потревожить. А что сказали-то?
— Ушиб, отек, гематома, перелом, — и еще припоминаю несколько абсолютно незнакомых слов.
— Ты и латынь выучил? — изумляется Ксапа. — Переведи!
— Не разговаривайте при больном, — переводит за меня пилот вертолета и присаживается рядом с нами.