— Жамах Тибетовна, объясните вы своему брату, что руку пока нельзя напрягать. Он же всю нашу работу поломает!
Жамах произносит что-то непонятное и устремляется за белым халатом.
Мы, всей толпой, следом. Оказывается, Кочупа ломает сухие сучья для костра.
Причем, обеими руками ломает! Врач объясняет, что руку еще целый месяц нельзя напрягать. И купаться нельзя. Можно делать только самую легкую работу. Кость не может срастись за одну ночь. И на охоту ходить нельзя.
Никак нельзя!!!
Кочупа жутко огорчается.
Я слушаю, что говорит врач, как переводит Жамах, и впитываю чужие слова. А также вспоминаю забытые — с тех времен, когда Жамах нашему языку училась. Еще неделя — и смогу свободно на их языке говорить, если здесь останусь.
— Клык, ты Серого не видел? В машине его нет, — дергает меня за рукав встревоженная Ксапа.
— Нет… — достаю из кармана рацию и жму на восьмой канал. — Сергей, ты где?
— Дай поспать усталому человеку, — откликается рация. Смотрим с Ксапой на экранчик, куда показывает пеленг. А показывает он на крайний вам. Ксапа успокаивается.
— Завтрак проспишь, голодным останешься.
Из рации доносится недовольное бурчание, потом из вама высовывается сонная, лохматая голова нашего пилота. Осмотревшись, он вылезает весь и трусит к ближайшим кустикам. За ним из вама выходит такая же сонная и взлохмаченная степнячка. Ксапа мрачнеет, отзывает в сторону Жамах и вполголоса что-то объясняет.
— Не бери в голову, — откликается Жамах. — Эта девка — три полоски по-вашему. Мы степнячек послали вашим мужчинам постель согревать. Вы же тоже к чудикам вдов посылали.
— Так он что, с рабыней… Ну, я ему задам!
— Это я ей задам, если она Сергею не понравилась.
— Жамах, ты не понимаешь! У нас так не принято.
— Мы сейчас у нас. Смотри, — толкает подругу локтем в бок.
Обнимая степнячку за талию, Сергей ведет ее к речке.
— Ксап, ты о другом подумай. Если Сергей захочет ее себе оставить, что будет? — спрашивает Жамах.
— А… что?
— Ну, можно хозяину девки взамен тушу быка отдать. Или лося. Или двух оленей. А можно по-мужски, на кулаках решить, чья девка.
— На кулаках отпадает. Если с ним что случится, кто вертолет поведет?
Я решаю, что Сергея надо предупредить. Он уже зашел по колено в речку и весело брызгается со степнячкой.
— Сергей, у тебя с этой девкой серьезно? — спрашиваю я по-русски.
— Думаю, нет. Она сама меня в вам затащила, под одеяло ко мне залезла.
— Что ей бабы приказали, то она и сделала. Ты хочешь ее себе оставить?
— Это как?
— Ну, с ее хозяином драться будешь?
— Нельзя мне здесь ни с кем драться. Вылечу отсюда с волчьим билетом.
Только в случае самообороны, — мрачнеет Сергей и оглядывается на девку.
Та понимает, что разговор о ней, тревожится, прикрывается ладошками снизу.
Симпатичная на мордашку, но мелковата, если с нашими девками сравнивать.
Все степнячки мелковаты. — Клык, так она рабыня?
— Не знаю я этого вашего слова. Ксапа тоже ее так называет. А Жамах обещает побить, если тебе ночью не угодила. Ты скажи ей, что девка тебе понравилась. Нехорошо, если из-за нас кого-то бить будут.
— Подожди, Клык, я могу ее у чубаров выкупить? Ну, на ножи, на зажигалки. Что тут еще ценится?
— С Жамах поговори. Все-таки, хочешь себе оставить?
— Нет, просто выкупить и домой отвезти, к степнякам.
Я хмыкаю. Чудики — они чудики и есть. Но тут нас зовут к костру.
После еды начинаются переговоры. Мудреныш подробно объясняет, где чьи земли. И берет с Чубаров слово, что с Заречными они воевать не будут.
И женщин у Заречных уводить не будут.
— А как быть со Степняками? — спрашивает подруга Жамах. Та, которая с животом.
— Если встретите их на этой стороне реки, значит, они охотятся на нашей земле. Мы им этого не разрешали. Прогоните их. Если встретите на том берегу, значит, они на земле Заречных. Но и вы на земле Заречных.
Не нам судить, как тут поступать. Но Заречные хотят подружиться со Степняками.
Затем Чубары рассказывают, что с севера их вытесняют бесчисленные народы. А народы те идут за зверем, который уходит на юг и на восход Солнца.
Тут Ксапа сцепляется с Платоном. Ксапа говорит, что ледник наступает, Платон — что, наоборот, отступает. Из-за потепления и осадков весь сложившийся биоценоз рушится. Лет через пятьсот — тысячу сложится новый, а пока — издержки переходного периода. Ксапа утверждает, что сорок тысяч лет назад не было ледника, который мог бы отступать. На что Платон замечает, что ледника, который мог бы наступать, тоже не было. Но амеры с австралийцами курочат далекое прошлое, и возможен эффект бабочки.