Ксапа сидит нахохлившись, словно воробей зимой.
— Чего мне радоваться? Я тут год культпросвет веду. Принципы гуманизма утверждаю. А этот лоботряс уже рабыню заимел! — Ксапа отвешивает Сергею подзатыльник.
— Я, может, наоборот, ее от рабства спас. Чего ты как неродная?
— обиженно гудит тот.
Такого хохота я давно не слышал. Геологи лежат в лежку. Чуть погодя к ним присоединяются и охотники.
— Завтра к Заречным полетим, — заявляет Ксапа, когда смех затихает.
— А потом — к Степнякам.
Геологи все намеченное сделали, но домой не спешат. Я так понимаю, нравится им у нас. И вдовы, что к ним приставлены, сытые и довольные ходят.
— Клык, давай мы вам летнюю столовую сделаем, — предлагает Платон.
— А потом — свет в хыз проведем.
— Правильно! Только начнем со света, — Ксапа отдает малыша Жамах и подсаживается к нам. — Но напряжение тридцать шесть вольт. Смертоубийства нам не нужны.
— Да хоть двенадцать, — охотно соглашается Платон. — Потом мебель сколотим. Я заявку на электрику пишу.
— И стеклопакеты хорошо бы…
Через полчаса Платон возвращается. С виду серьезный, а глаза смеются.
— Значит, так, — говорит. — Заявку я Медведеву по рации продиктовал, он оборудование вышлет. Но требует на заявке твою подпись.
— Вот гад ползучий, — устало морщится Ксапа. — Требует — значит, получит.
И что-то царапает на бумаге, что Платон протянул. Тот подносит бумагу поближе к огню и, с трудом разбирая буквы, читает:
— Уважаемая охотница Ом-Ксапа. — Качает головой и складывает лист бумаги. — Детский сад в коротких штанишках!
На следующий день мы никуда не летим. Потому что рано утром прилетает зеленый вертолет, привозит тонну того, что Платон называет электрикой и четыре тонны продовольствия. А знаете, что такое пять тонн?
Это не много, это ОЧЕНЬ МНОГО! Особенно, если их таскать на своем горбу от посадочной площадки до самого хыза.
— Что за самодеятельность? Я продукты не заказывала! — первым делом заявляет пилоту Ксапа.
— Я заказал. Сколько можно на халяву питаться? — вмешивается Платон.
Вертолет улетает. Пока Ксапа, повизгивая от восторга, заглядывает во все коробки подряд, мы с охотниками решаем, что никуда сегодня не полетим. Сергей нас поддерживает. Говорит, что не выспался, а от тяжелой работы у него руки дрожат. В таком состоянии нельзя водить вертолет. И он идет досыпать.
— Да ладно тебе! Всего три коробки принес, и уже перетрудился?
— обижается на него Ксапа.
— Я перетрудился раньше.
— Когда это?
— Ночью! Когда искоренял пережитки рабского прошлого в чистом сознании невинной души!
— Э-э… Искоренил? — интересуется Вадим.
— Серь'ожа! — из палатки высовывается лохматая головка невинной души.
— Еще не до конца. Но я над этим работаю. Иду, милая!
Я подхожу сзади и обнимаю Ксапу.
— Пока Жамах с Мечталкой завтрак готовят, идем в вам, искореним…
Как Сергей это назвал?
— Идем, — покладисто соглашается Ксапа. — Мне что, больше всех надо? Вот уйду в декрет — узнаете!
До полудня мы искореняем и отдыхаем, а после — ставим стеклопакеты.
Конечно, ругаемся немного, что оконные проемы в хызе нестандартные. И все разные. Но получается здорово! Это я честно говорю, а не потому, что сам делал. Стеклопакет — это вещь! Болгарка — вещь! Электроперфоратор — тоже вещь! Камни насквозь сверлит!
Потом мы навешиваем большие железные двери. Такие, чтоб разъяренный медведь не пролез. (Чтоб разъяренный Медведев на пролез — переиначивает Толик, за что получает от Ксапы подзатыльник.)
Когда, усталые, растягиваемся на досках, приготовленных для столовой, Платон с Ксапой опять заводят свой нескончаемый спор о неолитической революции.
— С нами или без нас, но она наступит, ты согласна? — напирает Платон.
— Ну да.
— Так какая разница, наступит она сейчас, или тридцать тысяч лет спустя?
— Ты в детский сад ходил? — спрашивает Ксапа.
— Там, где я вырос, не было ни яслей, ни детских садов, — Платон переворачивается на спину, закладывает руки под голову и мечтательно смотрит в голубое небо. — На север была тундра, а на юг — тайга. В школу-интернат нас возили на вертолете. И на нем же — домой, на каникулы.
В школьной библиотеке была масса зачитанных до дыр, разваливающихся по страницам книг, оставшихся с лучших времен. А среди них — роман Олега Куваева «Территория». Мы ночами его вслух читали. Можешь не верить, но из-за этой книги я стал геологом.