С копьем охотнику спокойнее. А девки разговора не слышали, щебечут беззаботно, восторги у них. Правильно Сергей говорил, меньше знаешь — спокойнее спишь.
Так и восторгаются все три часа полета. Я, кстати, тоже доволен.
Никогда так далеко по реке не спускался. Сначала река по степи идет, земли бедные на добычу, а потом вновь леса по обоим берегам начинаются.
Есть место, куда можно переправиться, когда за перевалом всего зверя изведем. Далеко, но что делать?
Садимся с последними лучами солнца. Нас уже горячие котлы ждут — Сергей по радио предупредил. И сообщение от Медведева, что состояние Ксапы по-прежнему тяжелое, но стабильное. Платон говорит, стабильное — это хорошо.
На следующий день — моя очередь за продуктами идти. Сергею надо девок назад отвезти. Мудр и Головач тоже собираются к Заречным слетать, обсудить ПЕРСПЕКТИВНЫЕ ПЛАНЫ. Жамах очень хочет лететь. Я вчера сказал ей, что Медведь перед ней извиняется. А тут такой удобный случай! На глазах Мудра и Головача никто не посмеет ее обидеть. Очень удобно свой АВТОРИТЕТ поднять. И очень хочется узнать, что Заречные о Чубарах говорить будут. Но… Сама ведь добивалась, чтоб ее в график охотников включили.
— Лети, — говорю я ей. — Толика вместо тебя на охоту возьму. Он давно просится.
— Он же с десяти шагов в оленя не попадет.
— В оленя я попаду. А тушку он понесет.
Мы смеемся, и Жамах спешит к вертолету.
Опять перегруз! — ругается Платон. — Когда-нибудь на этой земле наступит порядок?
Когда вертолет улетает, я разыскиваю Вадима и мы связываемся по радио с базой. Состояние Ксапы по-прежнему тяжелое, но от приборов отключили. Вадим говорит, это хорошо. Значит, умирать не собирается.
Назад Сергей возвращается с непонятно-торжественным выражением лица. Распахивает дверь вертолета, но сам не выходит.
— Оркестр — туш! — громко произносит он. Толик подносит два кулака ко рту и издает какие-то странные звуки. Сергей протягивает руку вбок и вытаскивает на всеобщее обозрение… Папу-Бэмби. Наши степнячки визжат от восторга и бросаются к вертолету. При этом Лава и Туна суют младенцев мне. Три полоски, а ведут себя… Ксапа их совсем избаловала. Я осматриваю обоих малышей — Олежки среди них нет. Оглядываюсь — все в порядке, Олежек на руках у Мечталки.
Растолкав степнячек, из вертолета выходит Жамах. Бросает взгляд на обоих малышей у меня на руках, загадочно улыбается и проходит мимо.
— Одного хоть возьми, — прошу я. Жамах возвращается и одного берет.
Второго я сую степняку.
— Отдай Туне, — произношу медленно и отчетливо. И на всякий случай указываю пальцем.
— Мой понял, мой понял, — кивает головой степняк.
Когда первые восторги встречи проходят, мы видим, что левый глаз Папы-Бэмби заплыл синяком. На правой щеке тоже красуется от души поставленный синяк.
— Это что, выходит, меня зря били? — возмущается Папа-Бэмби, как только видит степняка. Я подумал, что неправильно понял, отлавливаю Лаву и требую перевести. Нет, правильно. Как объясняет Бэмби, в смерти степняка обвинили ее.
— А больше некого! Все умные разбежались. Ну, на мне и отыгрались, — рассказывает Бэмби. — И не думайте, что это было так просто! Оба его брата теперь с полосками на мордах ходят, А еще трех охотников я искусала!
Ночью Папа-Бэмби убежала от Степняков к Заречным. Больше суток их разыскивала. Страшно боялась, что охотники Заречных ее плохо встретят, но те ее узнали и очень развеселились, что девки Степняков теперь сами к ним бегут. На нашем языке она говорит пока плохо, охотники ее понять не смогли, прервали охоту и отвели к уважаемым людям. Заречные ее накормили, но дорогу на перевал объяснить отказались. Приказали ждать, когда желтая леталка снова прилетит. И вот она дома!
Вечером Вадим опять связывается с базой. Состояние Ксапы резко ухудшилось, ей сделали вторую операцию. Опять лежит в реанимации. Вадим что-то объясняет про дренаж легкого, но я не понимаю.
Когда ложимся спать, замечаю, что Жамах бросает в рот голубой шарик, который Ксапа таблетками зовет. Замечаю, но не придаю значения. Что к чему, догадываюсь только когда Жамах ко мне под шкуры ныряет, когда ее горячее дыхание на шее чувствую.
— Ты чего делаешь? — шепчу, чтоб других не разбудить. Отругать хочу.
— Не могу на твою унылую морду смотреть, — шепчет мне Жамах. — Не бойся за Ксапу, она поправится, я знаю.
— Откуда ты можешь знать?
— Точно знаю. Мы как сестры. Она меня выходила, от смерти спасла.