То есть, по тридцать два килограмма. Я поднимаю — чуть полегче оленя будут. Помогаем с Толиком отнести багаж к палатке. Баба говорит, зовут ее Света, и она будет учить детей русскому языку. Мудр тут же объясняет ей, какая она глупая, и что сначала надо учить охотников. Света краснеет — скромная, значит.
Мы переодеваемся в грязное, разгружаем багаж, выкатываем из вертушки бочки с горючкой и идем к реке отмываться. А Платон ведет Медведева в лес, показывать трассу. С ними увязывается и Питер. По дороге они громко спорят насчет экскаватора.
Оказывается, я главное чуть не пропустил. Михаил Сергею щенка привез. Щенок — он вроде детеныша волка, только пасть покороче и раскрас другой. Спина рыжая, лапы, брюхо и шея белые. И по морде через лоб до самого носа белая полоса идет. Толик говорит, это сенбернар. И что есть его нельзя. Это друг.
Насчет есть нельзя, охотники соглашаются. Мал еще, пусть подрастет.
А что друг — когда это волк охотнику другом был? Пусть даже у него спина рыжая.
— Тамбовский волк тебе товарищ, — говорит Толик Сергею, и все смеются.
После обеда берем мотопилы и идем прокладывать просеку. Платон и Вадим впереди идут, валят деревья. За ними я с мотопилой — толстые сучья обрезаю. За нами остальные с топорами — мелочь срубают и все это к вамам оттаскивают, в кучи складывают. Когда ветки подсохнут, дрова будут.
Наломались за день, комары нашей крови напились… Сергей говорит, здесь комаров еще не так много. А по-моему, куда уж больше!
Вечером на речку отмываться идем. Вода холоднющая, а геологи скидывают одежки и купаться лезут. Кричат, верещат, брызгаются. Чудики — они все немного сумасшедшие.
Чанан на это смотрит, смотрит, одежки скидывает и тоже — в воду бултых! Хоть тут взрослые люди опомнились. Вылавливают ее, на руках из воды выносят, на землю ставят.
Какая ты тощая и грязная, — изумляется Толик. И к рации тянется.
Через минуту к нам Мечталка прибегает, полотенце, мыло и мочалку из корзинки достает. За ней Жамах со свертком одежды идет.
— Жамах, объясни ребенку, зачем человеку трусики нужны, — говорит Вадим. — А то она нас возбуждает и в краску вгоняет.
Жамах улыбается загадочно и сбрасывает с себя все до трусиков. И Мечталка — тоже. Мужики галдят весело-неразборчиво, хватают одежду и наперегонки вверх по склону бегут. А Жамах с Мечталкой в четыре руки мочалками Евражку отмывают. Потом — полотенцем растирают. Затем трусики и футболку на нее натягивают. Евражка сразу перестает быть похожей на евражку. Это куртка у нее была широкая и лохматая. А футболка ребра обтягивает, только грудки — как два кулачка — спереди оттопыриваются.
За ужином появление Евражки в желтой футболке и лохматых кожаных штанах вызывает дружное «Ооо!» у шабашников. Парни раздвигаются, уступают ей место в центре. Платон поднимается, расстегивает на себе два ремня и протягивает ей нож в ножнах и ремни, на которых ножны висят.
— Держи, Евражка! Ты сегодня хорошо работала.
Все аплодируют. А это чудо вытаскивает нож из ножен, осторожно лижет лезвие, вскидывает руки вверх и вопит во всю глотку:
— А-а-а!!! Я буду великой охотницей! Как Жамах! Лучше, чем Жамах!
Я буду самой великой охотницей!
Невдалеке стоят наши пацаны и завидуют. У тех, кто постарше, уже есть свои ножи. Но одно дело, когда всем раздают, и совсем другое — когда охотник с себя снимает и тебе дарит нож на глазах у уважаемых людей.
— Идем домой, не сиди здесь — Жамах встает передо мной на колени, берет меня за руки.
— Она здесь тосковала. Это еще до того, как чудики вернулись.
— С ней все будет хорошо, верь мне. Скоро она прилетит к нам на белом вертолете.
— Мне плохо без нее.
Ее ладонь касается моей щеки.
— Клык, не плачь. Мужчины не должны плакать.
— Мне все равно.
— О, души предков. Клык, ну что мне сделать? Хочешь, я тебе спину помассирую? Меня Ксапа научила.
Чувствую на плечах ее сильные пальцы. Обнимаю за талию и сажаю рядом.
— Давай, я к своим слетаю, тебе лучшую степнячку привезу, лучше Бэмби, чесно!
— Она будет не Ксапа. Знаешь, я с первого дня понял, что Ксапа — моя, родная. Сразу — и навсегда. Нет, не с первого. Со второго. В первый она очень чудной казалась. Словно и человек, и не совсем.
Увлекшись, начинаю рассказывать неторопливо и подробно. Как она ворвалась в нашу жизнь, сколько раз все переиначила. И вообще, как так случилось, что с одной стороны, ее как бы всерьез никто не держит. Ну нельзя всерьез относиться к тому, кто твою жизнь с ног на голову ставит.
Упреки пойдут, обиды… А если это не всерьез, то как бы и ничего. Словно игра.