— Я иногда забываю, что в этом юном теле находится такой взрослый разум, — Говард в свою очередь находился в костюме со снятой броней и облегченном каркасе — домашний вариант экзоскелета. Питался он обычно через трубочку, чтобы не подавиться, и сейчас посасывал такой же коктейль как у меня, только лекарства другие. Два инвалида, блин. И оба из-за меня, что сильно бьёт по самооценке, особенно случай со Старком. Ведь моё тело — моё дело, а из-за друга я чувствую всю степень моей вины. И пусть он меня простил, но вот я всё ещё не простил себя. Что, если бы на его месте оказалась Рейвен? Боюсь, я снова стал бы тем мясником, каким был после смерти родителей.
— В этом юном теле находится гораздо более юная личность. Моё «Я» образовалось от двух разумов — взрослого пессимиста и параноика, умершего настолько одиноким в своем мире, что его никто не помнил и не знал. И оптимистичного, наивного, желающего много друзей, ребенка, который только начал познавать этот огромный мир. Личность из прошлой жизни старалась максимально уступить при слиянии с ребенком, не желая убивать юное дитя, желая максимально сохранить в союзе разумов детскую открытость для новых знаний, новых чувств, новой жизни. Однако к сожалению, по большей части это было просто невозможно, слишком велик был его опыт, воля и разум, — разоткровенничался я перед Старком. Нет никакого смысла это сейчас скрывать, а Рей я уже давно обо всем рассказал.
— Раньше ты об этом не говорил. Что изменилось сейчас? — вздернул бровь вверх Старк.
— Ничего, просто повода как-то не было. Да и я все время куда-то бежал, старался сделать как можно больше, чтобы быть готовым. И чуть не забыл, ради чего я вообще это делаю, — пожал плечами в ответ я.
— Так ты теперь что-то среднее между двумя людьми? — задал он очевидный вопрос.
— Не совсем. «Я» человека — это не только набор его знаний. Если бы так оно было, то любая книга, любая статья меняла бы личность человека, однако, этого не происходит, если сам человек этого не желает. Мне достался опыт двух людей, но без привязки к их чувствам, к их мышлению; в тот момент всё это лежало долгое время мёртвым грузом. Вначале я думал как ты, что я нечто среднее. Но оказалось, что я младенец со знаниями двух людей. И знаешь, это неплохо. Я понял, что свободен от их предрассудков, от их судьбы, если можно так сказать. И мои чувства являются только моими. При этом я могу взглянуть на свои действия как бы с двух сторон, — сцепив руки вместе, рассуждал я, причем больше для себя, чем для Говарда.
— И что бы они сказали насчет твоих недавних действий? — мне бы самому было это интересно.
— Чарльз, это который был ребёнком, я его так называю, сказал бы, скорее всего, что я слишком жесток, что нельзя промывать мозги людям, убивать их, даже если руководствуешься благими намерениями. Ибо известно, куда они приводят. Как непонятна ему была бы моя тяга к силе, ведь я и так ею одарён поболее других. Кирилл сказал бы, что я слишком поддаюсь эмоциям, слишком много доверяю другим людям. Он сам по себе был одиночкой и, чтобы довериться кому-то, он вначале проверил бы все его воспоминания и наставил бы закладок, — ответил я — руководствуясь характерами, составляющих мою личность людей. Хотя я могу и ошибаться — я не они.
— И кто, по-твоему, прав?
— Никто, и одновременно оба правы. Отличие правды от истины заключается в субъективности. К примеру, случилось событие, и умер человек. Один скажет, что это большое горе, другой — что это естественный порядок природы, а третий порадуется, потому что человек этот в своё время ему сильно навредил. И все три будут правы, но истина одна — «человек умер» и всё, это просто событие, как падение капли воды.
— Знаешь, я даже рад, что судьба или кто там ещё щелкнула тебя по носу. Ты наконец-то стал всерьёз задумываться над своими действиями. Иногда я смотрю на свою мастерскую и думаю, какого черта я всё это делаю? Зачем мне всё это? У меня денег столько уже, что правнукам хватит. Может стоит остановиться и уйти на покой? Купить себе остров и жить на нём с десятком красоток до старости, — вдруг разоткровенничался обычно скрытный Говард.
— И что же тебя останавливает? — поинтересовался я.
— Да то, что мне это чертовски нравится. Создавая что-то, я чувствую, что я живой, а не мешок с мясом, который только и может, что ждать смерти, пусть и в комфорте, — я согласно кивнул на его слова.
— Думаю, у меня то же самое. Я ведь тоже мог подождать своего совершеннолетия, сам запатентовать свои знания, открыть компанию и не заморачиваться с нашим агентством, тобой, Пегги и Стивом. А благодаря моим способностям меня и так бы никто не тронул, — это и было моим планом изначально.
— Моя очередь задать тебе тот же вопрос. Что тебя остановило?
— Да потому что это скучно, понимаешь? Может, во мне и говорит ребенок, но все эти планы, рассчитанные лет на 60 вперед, что в них хорошего? Самому распланировать каждый день и жить постоянно в страхе, боясь быть раскрытым, — это не для меня. Кирилл жил так, и это не жизнь, а существование. Если бы я так поступил, то не смог бы довериться и влюбиться в Рейвен, не встретил друзей, а медленно гнил бы со своими знаниями о будущем, сходя от них с ума, — и просто потерял бы причину жить. Какой смысл быть самым крутым в мире, если ты одинок, если не будет никого, кто это оценит кроме тебя?
— А почему ты так одержим силой? Из-за будущего?
— Изначально все так и было. В будущем предстоит столько опасностей, что у меня вполне серьёзно возникало желание просто создать космический корабль и улететь подальше от Земли в надежде, что все само как-нибудь образуется. Но потом мне стало за что сражаться и что защищать. И я решил стать настолько сильным, насколько могу. Чтобы победить не врага из далёкого космоса, а врага внутри — свои страхи, самого себя. Если ты достаточно силен, то можешь не беспокоиться о себе, о своих близких, о том, что тебя предадут. Спокойствие — ложь, есть только страсть. Страсть дает мне силу. Сила дает мне власть. Власть даёт мне победу. Победа разрывает мои оковы, — процитировал я кодекс Ситхов.
— Откуда это? Снова одна из твоих фразочек из будущего? — я часто произношу что-то, что относится к культуре Кирилла, и что еще не было создано здесь. Да и будет ли?
— Верно. Просто именно это во многом стало девизом моей жизни. Спокойствие, движение по течению — это стагнация. Я хочу вести, а не быть ведомым.
— И почему мне кажется, что твои планы не ограничиваются только Землей?
— Вы очень догадливы и умны, мистер Старк.
— Так выпьем же за это! — мы чокнулись стаканами с зеленой бурдой и выпили её. Я залпом, а Старк через трубочку.
— Бррр, какая же это гадость! Говард, повезло тебе, что ты вкуса не чувствуешь.
— Я бы ударил тебя за эти слова, но костюм жалко. Он не такой прочный, как твоя голова, — пошутил изобретатель в костюме.
***
Поход к вакандцам я решил сделать не только полезным, но и приятным. Я не стал выдумывать различные планы как в прошлый раз или излишне осторожничать. Как я и обещал самому себе в прошлом, в Ваканду я вошел с гордостью.
— Стой, кто идет? — спросил меня стражник с шрамами на лице и зеленой накидке — представитель пограничного племени. Архаизм, как по мне, делить государство на племена. А вот деление по области деятельности очень даже неплохая вещь — позволяет не устраивать внутреннюю борьбу между племенами за власть, ибо каждое племя занимается своей задачей. Впрочем, страдает эффективность, что, если, например, в племени рудокопов родится прирожденный боец? А если в племени погранцов родится гениальный рудокоп? Ладно, в чужой монастырь со своим уставом не лезут.
— Я Чарльз Ксавьер. Пришел извиниться за свое воровство, возместив его дарами и стребовать справедливость за травмы и пытки моего друга. Невиновные люди не должны отвечать за чужие проступки, — после моих слов стражник вместо того, чтобы сделать как я прошу, активировал тревогу.
— Какого чёрта ты творишь, идиот? — я снял с него шлем телекинезом, который, как оказалось, и блокировал мою телепатию, после чего прочел его мысли. — А, теперь ясно. Руководство не знает о самоуправстве вашего товарища, и вы решили это скрыть, убив виновника. Что ж, вы можете попробовать.
И я просто прошел мимо потерявшего сознание стража, а другой начал палить в меня из своего копья энергетическими сгустками, которые только впитывались моей аурой без какого-либо труда. Не обращая внимание на его тщетные потуги, я пошел дальше.