Стефан Грабинский
«Ксения. Холостяцкое приключение»
Stefan Grabiński
«Ksenia (Kawalerska przygoda)» (1919)
Для комиссара Пжетоцкого этот день выдался безусловно счастливым. Он чувствовал себя здоровым, резвым, аппетит не подводил, денег хватало. Ожидаемое повышение зарплаты красиво округляло месячные доходы. Сегодня утром шеф управления лично пригласил его на доверительную беседу, во время которой по секрету развернул перед ним перспективы близящегося повышения, при этом вроде нехотя напомнил о голубоглазой Наталке, своей средней дочке, красивой барышне с приданым для молодого комиссара.
Словом, все шло как по маслу — карьера и удачный брак «практически в кармане» — связи, родственные отношения и так далее, и так далее. В конце концов, жилось на свете неплохо…
Блаженно улыбаясь под усами, Пжетоцкий медленно шел по мягкому зеленому ковру пригородного выгона. Его укачала волна разных мыслей, и он давно прошел развилку, и теперь бродил по пастбищу, раскинувшемуся тут же возле города и исчезавшему на горизонте у окраины леса.
Августовский день был расчудесный. Нагретая послеобеденным солнцем земля щедро возвращала благодать запахами мяты, золототысячника, зияла сутолокой чертополоха, диких роз, сочных трав.
Было пять часов вечера, то удивительное время летом, когда солнце уже не обжигает, а разливает по миру сладкое, выдержанное, золотистое тепло, время успокоения после утреннего пекла, нежная осень дня, минута предзакатного отдыха.
Насыщенный дневным посевом лучей пейзаж принимал спокойный неподвижный вид: на бескрайней голубизне успокоилась погоня запыхавшихся и взопревших облаков, притух их горячечный, ослепляюще белый румянец, они собрались далеко на севере в ровную, будто под линейку стаю. Только игривые «баранки» рассеивались в центре небосклона, вспахивая бирюзовые просторы рядами порозовевших борозд… Только там, из-за бора, где в триумфальной арке завершался бег солнца, расцветал одинокий снежный шпиль — погруженное подножьем между деревьями облако.
Тишину на выгоне нарушал звон колокольчиков, висящих на шее пасущихся коров, или далекие, доносящиеся из-за волнистых пригорков наигрыши овчаров. Временами из небольших луж отзывалась задумавшаяся о своей болотистой судьбе жаба. Или валялся конь, пасущийся среди кустов…
Пжетоцки глядел на мир веселым, дружественным взглядом, вдыхал свежесть трав, запахи растений и шел к лесу. Дойдя до небольшого терновника, он, немного уставший, снял шляпу и лег в тени кустарника. Положив руку под голову, комиссар уставился в небо.
Легкий зефир, дувший от леса, охлаждал его лицо, робкий шелест ласково окруживших его кустов успокаивал и клонил в сон. Пжетоцки, пожалуй, и задремал бы, если бы не протяжный, наполненный печалью и странной тоской звук, который вдруг раздался рядом, среди кустов боярышника и терновника.
Пела женщина. Голос сильный и свежий, вырывающийся из молодой груди, хотя простой и неискушенный. Какая-то тоскливая дума, мелодия бескрайних степей, дикая и чувственная одновременно.
Комиссар осторожно раздвинул ветви кустов и увидел певицу. В углублении в нескольких шагах от него сидела деревенская девушка с удивительно благородным профилем. Ее темные атласные глаза впились в линию горизонта, и она пела свою грустную песню. Мелодия, поднимаясь ввысь на сильных тонах, достигла своих пределов. Поплыл финальный аккорд, полный отчаяния. В него девушка вложила всю душу. Высокая покачивающая грудь выдала ряд звуков, наполненных неиссякаемой болью, бездонной тоской. По шумным оврагам неслась бродяжья судьба сироты, терзало их страстное желание счастья, рвался луч неутоленных пожаров в крови.
Она прервалась, настороженная шелестом, спровоцированным его неосторожным движением. Пжетоцки покинул свое укрытие и столкнулся с взглядом больших, заплаканных глаз. Девушка была красива, очень красива. Нежные черты, бледная, почти прозрачная кожа лица, черные, цвета воронова крыла, волосы, которые развевал ветер, гибкая фигурка, как тростинка на ветру, все это манило невыразимым обаянием. Ее одежда сильно изношенна: юбка выгорела от солнца и дождя, она была немилосердно порвана, и не скрывала тела, маленькие босые ноги покрыты пылью и грязью, в нескольких местах их оцарапал осот и пастбищенские колючки. Она очень понравилась комиссару. Он охватил ее хищным жадным взглядом:
— Добрый вечер, девушка.
Она не ответила. Грустные глаза потихоньку покидал испуг, она стала присматриваться к мужчине. Вдруг она ослепительно улыбнулась и протянула к нему руки:
— Франек!