Между тем всадник послал коня в воду и вместе с ним поплыл к таборам.
— Вот он, храбрец! — проговорил Трубецкой.— Бежит.
Всадник выбрался на берег и, вздыбив коня, ринулся прямо к шатру Трубецкого.
— Стоите! — закричал он издали.— Москва да отечество погибают! Есть тут русские люди? А ну, ребята, за мной!
Лоб его был перемазан кровью, волосы развевались, глаза горели негодованием.
— Миха! — с изумлением воскликнул Нечай.
— Нечай! — закричал Туренев.— Что ж ты стоишь? Ты ль это, Нечай? Спасать наших надо!
Нечай выхватил саблю.
— Гей, орлы донские! Покажем, как бить куропаток!
— Гей-гайда! — закричали казаки, вскакивая на лошадей.
— Постой,— изумился Трубецкой,— Без наказа?
— Гей! — закричал, не слушая, Колыванов.— За мною, орлы!
Свистя и улюлюкая, с пронзительным криком ринулись казаки за Нечаем и Михаилом. Следом помчались и дворянские сотни, присланные Пожарским Трубецкому. Они лихо одолели переправу и ударили в бок войску Ходкевича. Этот неожиданный удар расстроил успех гетмана. Ходкевич отвернул свое войско и отступил за Новодевичий монастырь.
*
...Ксения оставила свою келью в Новодевичьем накануне битвы. Вместе с ней ушли несколько монахинь. У архимандрита выпросили три телеги, разных снадобий, чистых тканей для перевязок. Так получилась передвижная лечебница.
К вечеру после боя собирали на поле раненых, помогали им, чем могли. В подмогу Ксении земские воеводы отрядили ополченцев, и те все утро хоронили павших.
Следующий день прошел в мелких стычках, оба войска готовились к новому бою. Лечебница Ксении медленно передвигалась берегом Москвы-реки к Крымскому броду, подбирая побитых людей. Вместе с Ксенией были Настасьица и Терешка, объявившиеся в самом начале августа и так же, как многие русские люди, ждавшие великих дней избавления.
Терешка встретил и узнал давнего своего попечителя скомороха Жигана. Жиган был уж не скоморохом, а предводителем отряда шишей, дерзких налетов, терзавших по лесам и дорогам отбившихся от главной силы захватчиков. Жигановские шиши пришли освобождать Москву, не хотели никому подчиняться, а бились сами по себе, вызывая изумленье и страх наемников диким, истрепанным видом и не менее дикой отвагой.
В статном молодце Жиган не сразу признал скоморошка, а признав, сказал:
— Видать, вся земля тут сошлась. У меня средь шишей знаешь кто воюет? Ипатка Власьев, годуновский бывший сыскной. Он нас тогда похватал, но тебя, говорит, спас, стрельцу одному рассказал, как тебя в гроб положить хотели. Я за то его пощадил. Теперь Ипатка шиш не хуже других.
У самого Крымского брода повстречался Ксении Пронка Тихий. Пронка ходил с обломком копья на плече и говорил:
— Пронка тоже хочет побиться. Не продаст Пронка русскую землю.
Увидев Ксению, Пронка пал на колени и склонил голову.
— Я тебя знаю, душа пресветлая! Ты одна словно звездочка в темях ночных. На тебя уповаю, тебя защитить хочу. Пронка с тобой пойдет, Пронка спасет тебя от погибели.
И Пронка увязался за лечебницей, помогал таскать раненых, рыл могилы, приговаривал:
— То еще мало могилок. Завтра нароем. Завтра кругом только могилки будут, и встанет солнце одно над пустой землишкой...
*
Утром третьего дня Ходкевич обрушился на ополченцев против Крымского брода. Пожарский со своим полком еле сдерживал гетмана. Пришлось самому сесть в седло и кинуться в гущу боя, даже раненое плечо не остановило князя. Взмахивая саблей, он ободрял ополченцев.
Пожарский дрался упорно, Трубецкой же показывал немощь, и Ходкевич решил перенести удар на него. Он двинул в Замоскворечье полки Граевского и Неверовского. Здесь от Ордынки до церкви святого Климента, что на Пятницкой, раздвинулся сооруженный казаками острог. Он закрывал путь на Кремль, и Ходкевич решил его взять. Сам гетман руководил боем. Он носился среди войска на коне, ругая нерасторопных и грозя расправой осторожным наемникам. В третьем часу после полудня поляки Неверовского ворвались в острожек, за ними пробились венгерцы Граевского. Еще некое время бой кипел внутри острога, а потом казаки бросились бежать.
*
Их остановил Колыванов. Со своими сотнями он спешил на помощь Климентовскому острогу.
— Стой! — закричал Колыванов.— Куда бежишь, дура? Не видишь, не гонятся за тобой?
— И правда...— Бежавший утер лицо и тут же рухнул на землю, из горла его хлынула кровь.
— Ребята! — крикнул Колыванов.— Залегай в канавы! Прячься! Отступать некуда, река за спиной!
Прискакавший от Пожарского Михаил застал Колыванова, когда тот расставлял людей по дуге вокруг Климентовского острога.