— Жив, — с удивлением сказал Михаил.— Ты разве не знаешь? — И он рассказал Нечаю, как было дело.
Слезы покатились по лицу Колыванова, он молча сжал Михаила в объятьях, а тот продолжал:
— С князем Пожарским отвезли его в Новодевичий, а потом в лавру. Там князь в себя приходил. Рассказывали мне, растет твой Ивашка. Теперь он с княгиней Пожарской в Мугрееве. Вот кончим дело, забирай Ивашку. Еще хотел тебе рассказать...
Истошный крик прервал речь Михаила. Из-за полусгоревшей Климентовской церкви с поднятыми руками выбежал Пронка Тихий.
— На помощь, грешные! — кричал он.— Спасайте душу святую! Простятся за это грехи великие!
— Да это Пронка! — сказал Нечай.— Чего ты вопишь, Пронка?
— Там, там! — кричал юродивый.— Ксенюшку убивают! Царевну пресветлую!
Переглянувшись и не сказав ни слова, они выхватили сабли и кинулись в ту сторону, куда показывал Пронка.
*
На огородах за Климентовскох! церковью кипел неравный бой. Еще с атаки казацкой на обоз в церковных погребах запрятались ливонцы. Сюда же вслед за наступающим московским войском прикатила лечебница Ксении. На огородах стояла зеленая свежая трава, на ней и укладывали раненых.
Ксении, кроме Терешки, помогали человек пять ополченцев. На них-то и напали выбравшиеся из погребов ливонские наемники. Если б знали, что это малая, неопасная для них сила, кинулись бы в побег. Но не разобрали после погребной темени и сразу убили двоих стрельцов. Наемников было не меньше дюжины, а против них осталось всего четыре воина.
Терешка вертелся, как юла. Метался между повозками, то лицом встречал наемника, то нападал со спины.
Ему уж царапнули руку, ранили в плечо, но он еще бился, хотя сил оставалось немного.
Нечай с Михаилом появились вовремя.
— Тереха! — закричал Колыванов.— Вот он ты, дружка!
— Батюшка ватаман! — ответил ревом Терешка.— Секи латинов!
Ливонцы струхнули. Только один с круглым румяным лицом не дрогнул, он поднял с земли копье и кинул его в Терешку. Терешка, воздевший руки навстречу Нечаю, не усмотрел. Вильнул в сторону, да поздно. Копье ударило ему в самый бок. Терешка подпрыгнул, перевернулся в воздухе и пал на землю.
— Ах ты паскудник! — крикнул Нечай и кинулся к румяному.
Тот выставил палаш и отбил выпад Нечая. Михаил тем временем схватился с другими ливонцами. Искусный, приученный к ловкому бою Туренев справился быстро с двумя противниками. Краем глаза он видел склонившуюся над Терешкой женщину в монашеском одеянье. Другие монахини оттаскивали раненых к дальним деревьям. Бежала к сражающимся еще одна с криком: «Терентий, Терентий!» В ней он узнал Настасьицу.
В бою Михаил не горячился. У него словно бы затвердевало сердце и только в голове шел мерный отсчет. Раз, два, левый выпад. Отбив, бросок с проныром. Сабельный звон. Три, четыре, плоский миланский удар, резкий выворот кисти, клинок противника в сторону, грудь открыта. Пять, выпад иглой, противник падает лицом вперед. Значит, не насмерть. Если б смертельный удар, валился бы навзничь, раскинув руки.
Нечай еще бьется с румянолицым. Румянолицый искусен. Картина мелькнула в глазах, воспоминание. Да это ж знакомец! Город на Оке, пожар, круглое лицо под стальным шлемом. Капитан Каспар Фидлер! Нечай выбивает палаш из руки Фидлера. Тот хватается за рукоять пистолета, засунутого за пояс, успевает выхватить, поднять...
— Нечай! — крикнул Михаил, кидаясь в их сторону.
Нечай рубит Фидлера поперек плеча. Со стоном тот оседает к стене собора, прижимая к груди пистолет...
Михаил подошел к упавшему. Бой затих. Пятеро ливонцев лежали побитыми, другие рассыпались в стороны. Стонали раненые ополченцы. Терешка, поддерживаемый монахиней, вдруг встал и, шатаясь, кричал радостно:
— Батюшка ватаман, целый я! Шкуру только порвало.
Настасьица держала его с другой стороны. Медленно они приближались к Михаилу с Нечаем.
— Смотри-ка,— сказал Михаил,— это тот, кто пожег мой город.— И вдруг с изумлением воскликнул: — Кольцо!
На руке Фидлера, сжимавшей пистолет, красовалось витое серебряное колечко. Глаза его приоткрылись, он мутно и удивленно посмотрел на Михаила.
— Мое кольцо! — сказал Михаил. — Ей-богу, мое!
— Да он еще жив! — проговорил Нечай.
— Так это вы лишили меня кольца, господин Фидлер? — спросил Михаил по-немецки.— Очень жаль, что наша встреча получилась для вас такой неудачной.
— Батюшка ватаман,— басил подходивший Терешка.— Смотри-кось, с кем я иду. Это ж Настасья. А это ж царевна, Ксения Борисовна-свет.