Однако все препараты и вируциды были построены на одних и тех же принципах. В один прекрасный день вирусы Десколады научатся управляться с каждым классом веществ с одинаковой легкостью, точно так же, как когда-то они уже раскусили основные принципы земных генов. И тогда станет абсолютно неважно, сколько препаратов имеется в запасе у людей, — Десколада одну за другой начнет сносить все преграды.
Лишь немногие знали, насколько непрочно на самом деле положение Милагра. Лишь некоторые понимали, сколь многое зависит от работы, которую выполняют ксенобиологи Лузитании Эла и Новинья; понимали, что Десколада следует за людьми по пятам и что последствия будут ужасными, если она все-таки настигнет их.
Но если колонисты прознают об этом, найдутся многие, кто скажет: «Раз когда-нибудь неизбежно Десколада подомнет нас под себя, так давайте расправимся с ней сейчас. Это убьет всех свинксов, что ж, извините, пожалуйста, но, когда встает вопрос — мы или они, мы выбираем себя».
Это Эндер мог смотреть в будущее, охватывать философскую перспективу событий: «Пусть лучше погибнет маленькая человеческая колония, чем будет уничтожена целая разумная раса». Но он-то знал, что такой аргумент не возымеет действия на человеческое сознание населения Лузитании. На кон поставлены были их собственные жизни, жизни их детей; было бы абсурдным ожидать от них искреннего желания пойти на смерть ради какой-то расы, которую никто из них не понимает да и вообще не любит. Это не имело бы смысла даже с генетической точки зрения — эволюция поощряет только тех, кто серьезно относится к защите собственных генов. Даже если бы сам епископ воззвал, чтобы каждый человек Лузитании принес жизнь на алтарь свинксов, ибо на то воля Божья, то от силы с десяток последовали бы его убеждениям.
«Не думаю, что я бы сам смог пожертвовать собой, — подумал Эндер. — Даже несмотря на то что детей у меня нет. Даже несмотря на то что я уже пережил уничтожение разумной расы. И несмотря на то что сам отдал приказ о ксеноциде и знаю, какая это ужасная моральная ответственность, — все равно я не уверен, что спокойно смотрел бы, как умирают мои товарищи либо от голода, потому что пищевые культуры уничтожены, либо от куда более жуткой смерти. Десколада как заболевание способна скрутить человеческое тело в считанные дни.
И все же… смог бы я дать согласие на уничтожение пеквенинос? Смог бы я допустить еще один ксеноцид?»
Он подобрал один из сломанных картофельных стеблей с покрытыми пятнами листьями. Надо бы отнести этот образец Новинье. Новинья или Эла исследуют его и независимо друг от друга придут к очевидному выводу: еще один провал. Он положил образец в стерильный пакетик.
— Голос.
Это был Сеятель, помощник Эндера и его ближайший друг среди свинксов. Сеятель являлся сыном пеквенинос по имени Человек, которого Эндер провел в «третью жизнь» — древесную стадию жизненного цикла пеквенинос. Эндер протянул прозрачный пакетик Сеятелю и продемонстрировал ему съежившиеся листья.
— Все мертво, Голос, — констатировал Сеятель абсолютно равнодушным тоном.
Сначала, при работе с пеквенинос, подобное равнодушие постоянно ставило Эндера в тупик: пеквенинос не проявляли чувств с такой легкостью и так часто, как свойственно людям. Это и стало основной причиной возникновения своего рода барьера между ними и колонистами. Свинксы не казались забавными, веселыми зверюшками; они по меньшей мере были странными.
— Мы попробуем еще раз, — сказал Эндер. — Думаю, мы подвинулись немного ближе к цели.
— Твоя жена желает видеть тебя, — ответствовал Сеятель.
Слово «жена», даже переведенное на один из человеческих языков, в частности звездный, заключало в себе такую смысловую нагрузку для пеквенинос, что им сложно было естественно употреблять его, и Сеятель чуть ли не скрипел, когда сообщал эту весть Эндеру. Понятие «жена» было настолько свято для пеквенинос, что, хотя при разговоре с Новиньей они и обращались к ней по имени, когда они заговаривали с мужем Новиньи, они могли величать ее только этим титулом.
— Я как раз собирался проведать ее, — кивнул Эндер. — Не мог бы ты сделать необходимые замеры и записать результаты?
Сеятель подпрыгнул прямо вверх. «Словно искра из горящего полена выстрелила», — подумал про себя Эндер. Несмотря на то что лицо пеквенинос для человеческого взгляда осталось недвижным, вертикальный прыжок выдал переполняющий его восторг. Сеятель обожал работать с электронным оборудованием: во-первых, потому, что машины приводили его в священный трепет, а во-вторых, это резко возвышало его в глазах остальных самцов пеквенинос. Сеятель немедленно начал распаковывать камеру и компьютер — сумку с ними он постоянно таскал с собой.