— Почитай книжку.
— Ты начинаешь беспокоить меня. Хорошо работая, Вэл плохо отдыхает и постепенно превращается в злобную старую ведьму.
— Каждая минута, что мы тратим здесь на разговоры, равняется восьми с половиной часам реального времени.
— Наше время на этом корабле так же реально, как и время там, за бортом, — усмехнулся Джакт. — Иногда мне хочется, чтобы друзья Эндера, пролагая нам курс, не задумывались, возможна с нами связь или нет.
— Между прочим, это занимает чертову уйму компьютерного времени, — заметила Вэл. — До настоящего времени только военным разрешалось поддерживать связь с кораблями, идущими на скорости, близкой к скорости света. Если друзьям Эндера удалось обеспечить мне связь, я просто обязана воспользоваться ею.
— Ты делаешь это вовсе не потому, что кому-то чем-то обязана.
Справедливое замечание.
— Джакт, если я пишу каждый час по статье, это означает, что до человечества труды Демосфена доходят только раз в три недели.
— Но ты в принципе не можешь выдавать по статье каждый час. Ты спишь, ты ешь.
— Ты говоришь, а я слушаю. Джакт, убирайся.
— Если б я знал, что, спасая планету от уничтожения, я вновь стану девственником, никогда бы на такое не согласился.
Он шутил, но в шутке была доля правды. Решение покинуть Трондхейм было нелегким для всей ее семьи, даже для нее самой, а ведь скоро она снова увидит Эндера. Дети уже выросли или почти выросли; они отнеслись к полету как к увлекательному приключению. Они не связывали свое будущее с каким-то определенным местом. Ни один из них не стал моряком, как отец; все выбрали научную карьеру и теперь, как их мать, жили беседами и размышлениями. Они могли вести подобный образ жизни где угодно, на любой планете. Джакт гордился ими, но в то же время был чуточку расстроен, что традиция его семьи, вот уже семь поколений связанной с морями Трондхейма, на нем и закончится. А сейчас, ради нее, ему самому пришлось отказаться от моря. Покинуть Трондхейм для Джакта означало конец всему, и он никогда не думал, что она осмелится просить его об этом, но она обратилась к нему, и он без малейших колебаний согласился.
Может быть, когда-нибудь он вернется, и океаны, айсберги, штормы, рыбы, дорогая сердцу зелень летних лугов будут ждать его. Но команды его не станет, собственно, ее уже не стало. Люди, которых он знал лучше, чем собственных детей, чем собственную жену, — все они уже постарели на пятнадцать лет, а когда он вернется, если вернется вообще, минет еще сорок лет. На кораблях будут плавать их внуки. Они даже не вспомнят о Джакте. Он будет чужестранным судовладельцем, пришедшим с неба, а не моряком с запахом и желтоватой кровью скрики на руках. Ему никогда больше не стать одним из них.
И когда он жаловался, что она не обращает на него внимания, когда он подшучивал над тем, что они за весь полет еще ни разу не уединились, в этом крылось нечто большее, нежели просто желание, обуревающее стареющего мужа. Понимал он, что кроется за его словами, или нет, но она ясно различила истинное значение шуток: «Ради тебя я отказался от столького, и неужели ты ничего не можешь дать мне взамен?»
И он был прав: она обходилась с собой куда более нетерпимо, чем требовала ситуация. Она приносила больше жертв, чем диктовала необходимость, и требовала от него того же. Дело было не в том, сколько обличительных статей напишет Демосфен за время полета. Куда важнее было, сколько людей прочтут и поверят написанному ею, сколько из них потом задумаются, начнут говорить и действовать как враги Звездного Конгресса. Возможно, очень важную роль играла надежда, что кое-кто внутри бюрократической элиты самого Конгресса, благодаря ее эссе, вспомнит о человечности и тем самым внесет раскол в доводящие до сумасшествия своей казенностью и холодностью ряды. Наверняка кое-кто, прочитав труды Демосфена, изменится. Немногие, хотя, может, и этого достаточно. И тогда, может быть, Звездному Конгрессу воспрепятствуют стереть с лица Вселенной Лузитанию.
Если же нет, она, Джакт и люди, которые стольким пожертвовали, покинув Трондхейм, достигнут Лузитании как раз вовремя, чтобы развернуть корабль и спасаться бегством или быть уничтоженными вместе с остальными обитателями планеты. Так что не стоит винить Джакта, что он хочет больше времени быть с ней. Это полностью ее вина, это она уперлась в своем решении каждую свободную минуту проводить в кропании пропаганды.
— Значит так: ты повесишь на двери табличку, а я приду и проверю, не уединился ли ты там с кем-нибудь еще.