— Церковников на ваш холм нет… Вот это для чего? — Шнайдер указал на обугленный сучок.
— Сучок от громового дерева, господин, — пояснил Якоб. — Прогоняет ночные страхи.
— Страхи… Вот это?
Якоб взглянул на медный ключ:
— Это — от Грибного Короля и его слуг…
— Что?! — неожиданно громко вскрикнул ошеломленный дознаватель. — Медь помогает от Грибного Короля?!
Такой вопрос ошеломил уже Якоба.
— А вы что, не знаете, господин?
Дознаватель сел:
— Откуда?
— Как это откуда, господин? — Якоб был поражен, как человек, встретивший того, кто не знает, что под водой нельзя дышать. — Все крестьяне, живущие около Чернолесья, знают это. Грибной Король и его слуги боятся меди, поэтому нужно всегда носить с собой что-нибудь медное. А лучше держать в руке.
Шнайдер помолчал:
— У меня товарищ… пропал в Чернолесье. Никто же не предупредил, что достаточно кусочка меди…
— Ну, тут не так просто, господин. — Якоб проникся искренним сочувствием к немолодому человеку. Терять друзей всегда тяжело, а уж в таком возрасте, когда новые заводятся очень трудно… — Для полной уверенности нужно знать приметы слуг Грибного Короля и его отродья, а еще…
Дверь в каморку распахнулась.
— Вольфганг! Черное с красным, желтое по синему через голубое с зелено-алым! Ты что здесь делаешь?
Судя по желто-зеленому мундиру, вбежавший тоже относился к городской страже, судя по роскошному плетению на груди из галунного шнура — был не менее чем начальником стражи.
— Допрашиваю подозреваемого в колдовстве, господин начальник!
В повисшей тишине можно было услышать тихие шаги смерти, приближавшейся к Вольфгангу.
— Подозреваемого?! Да в городе переполох, колдунов не видели разве что в соборе, а он тут терзает крестьянского мальчишку! Выгнать его и бегом в город — ловить колдунов!
«Когда ловишь медведя, — со скрытой усмешкой подумал Якоб, — главное, чтобы он не поймал тебя».
Да, переполох был знатный. Колдуны после происшествия на рынке как будто с цепи сорвались. За те полдня, что Якоб провел в городской страже, уже произошло следующее.
Загорелся дом одного из городских торговцев. Внезапно и мгновенно. Ослепительно яркое пламя охватило дом от фундамента до конька на крыше. Когда же соседи подбежали к пожару с ведрами и баграми, пламя исчезло, не оставив на беленых стенах даже следа.
Из городского колодца на площади послышался страшный рев. Заглянувшие внутрь смельчаки никого, кроме собственного отражения в воде, не увидели.
К телу повешенного крестьянина слетелось огромное множество воронья, превратившегося в гигантского мертвеца. Тот высунул синий язык, прорычал что-то невразумительное, и опять рассыпался воронами.
Рыбы на лотках торговок на рынке вдруг все как одна раскрыли рты и слаженным хором запели непристойные песенки.
На конек одного из домов вспорхнул огненно-алый петух величиной с вола и задорно прокукарекал громовым басом. После нескольких выстрелов стражников петух рассмеялся по-человечески и исчез.
Да, если одной рыжей ведьмы не хватило, чтобы раскачать шварцвайсских монахов, то теперь их прибытие — только вопрос времени. Того времени, которое им понадобится, чтобы прискакать в Штайнц.
У окна, выходящего на площадь с колодцем, стоял высокий пожилой человек лет пятидесяти. Узкое изможденное лицо, усталый взгляд покрасневших глаз, но пальцы твердо сжимают эфес шпаги, а спина по-прежнему пряма.
Альберт цу Вальдштайн, управляющий городом, прислонился лбом к холодным квадратикам оконных стекол. Когда же кончится этот день…
Последнюю неделю цу Вальдштайн хотел быть мертвым. Человеком, от которого ничего не зависит.
Управляющий был верным слугой короля генерала Вальтера Неца. Кроме того, он был умным и много повидавшим человеком, поэтому не растерялся, когда среди городских дворян и окрестных землевладельцев начались тихие шепотки о том, что нынешний король власть получил незаконно и нужно убрать его и надеть корону на того, кто имеет на нее право. Правда, определенности в точной кандидатуре не было. То ли вернуть корону Новой династии, то ли Старой. Или вовсе выбрать всенародным — то есть вседворянским — собранием настоящего, совершенно законного короля.
Цу Вальдштайн был настоящим управляющим. Поэтому Штайнц и окрестности остались верными королю генералу Нецу. Несогласных управляющих задавил, сомневающихся — запугал, и только от сильных пришлось откупаться.
«Ирма… — с грустной улыбкой подумал управляющий. — Казалось бы, ей уже восемнадцать, и все равно я никогда, даже мысленно, не называл ее дочкой…»