Первая волна откатилась, крестьяне тяжело дышали, глядя на неуязвимую девчонку. Та выпрямилась, невозмутимо откинула назад упавшую на глаза прядь:
— Скажите спасибо! Я бы убила вас всех, если бы захотела.
Не увидев на лицах оппонентов ожидаемой благодарности, она зло оскалилась:
— Я вижу, хорошего отношения вы не цените. Ну что ж…
Тут хозяйка остановила рассказ.
— А дальше-то что было? — Якобу уже стало интересно. — Кто столы поломал?
— Дальше она сделала вот так… — Хозяйка попыталась изобразить, как именно рыжая девчонка выставила руки и стала похожа на кошку. Толстую такую, упитанную. — Вот так, значит, сделала… А потом…
Пауза.
— Потом?
— Потом заклятие выкрикнула. — Хозяйка с торжеством взглянула на Якоба. Она-то все это видела. Про убытки хозяйка уже слегка подзабыла. Что такое убытки по сравнению с такой интересной историей?
— Заклятие?! Это же значит…
Хозяйка кивнула:
— Ведьма.
Это все объясняло. И странную внешность, и одежду, и наглое поведение — ведьмы они вообще злые, и неуязвимость в драке. Вот только…
— А как же она смогла колдовать? — Якоб кивнул на стоящую на полке за стойкой деревянную статуэтку святого Аманда, худого, иссохшего, грозящего кому-то своим посохом. Кто, интересно, выбрал покровителем трактиров именно этого святого, совершенно на чревоугодника не похожего? Почему не святого Олафа?
— А никак. Перед святым ликом ни одна ведьма колдовать не может. Вот и эта пальцы погнула, покричала, а ничего. Пшик!
Хозяйка благодарно погладила святого Аманда, как будто тот ожил и лично прогнал ведьму, колотя посохом по худым ягодицам.
Якоб кивнул. Верно. Какой бы ни была сильной ведьма или колдун, там, где находится святой образ, никакое колдовство не получится.
Колдовство — оскорбление Бога. А он терпелив, но оскорблений не любит.
— Отчего она тогда колдовала? Не знала, что ли?
— Молодая еще, глупая. Мужчины решили, что теперь они с ней справятся…
Нассбергские крестьяне не испугались бы даже дракона, появись тот и начни дышать огнем. Что уж говорить о ведьме?
— Справились?
— Да где там… Тут-то мебель в ход и пошла.
Летали лавки, трещали столы под тяжестью падающих тел. Наконец крестьяне признали поражение и скрылись за дверью. Девчонка-ведьма взмахнула последней уцелевшей лавкой, разнесла ближайший стол, после чего заявила, что здесь ей разонравилось, и отправилась куда-то в другое место.
Наверное, этой ночью в городе пострадал не один трактир.
Якоб доел мясо, посочувствовал хозяйке и отправился проведать свою повозку с волами. Повезло, что сегодня выходной день, базар шумит вовсю. В большой толпе продавцов, покупателей и праздношатающихся легче будет найти человека, который знает, где находится Ксенотан и как туда добраться.
Повозка медленно катилась по булыжной мостовой, Якоб натягивал сапоги, вспоминая цвета — сапоги слегка ссохлись, и не обратил никакого внимания на сидящего на низком суку ворона.
— Кар! — сказал тот.
— Ты был прав, Берендей, — произнес кто-то, глядя в спину Якоба, — этот парень нам подойдет. Тем более что он, пусть и случайно, ввязался в нашу битву.
— Кар!
— Не думаю. Он не только силен. Он также смел и неглуп. Справится. Пойдем, нам ведь нужно направить его в нужную сторону…
— Кар! — Ворон сорвался с сука и полетел, тяжело взмахивая крыльями.
В сторону рынка.
Глава 4
Молодая девушка с тоской смотрела в маленькое зарешеченное окно. За окном была свобода.
Если честно, за ним была только высокая каменная стена, окружавшая дом. Даже если и сумеешь протиснуться в узкий проем, нужно еще выбраться за пределы двора…
Девушка с трудом представляла, что будет делать на свободе, — дворянские девушки привыкли, что о них постоянно заботятся либо родители, либо муж, — но она совершенно точно знала, что здесь ей быть не хочется.
Многие девушки мечтают о муже. Чтобы он был красивым, богатым и знатным. В идеале — принцем. Хотя, конечно, мужа для знатной девушки выбирает отец. Казалось бы, на кого может рассчитывать дочь пусть и знатного, но совсем небогатого дворянина, управляющего Штайнца? Далеко не принцесса. Совсем даже не принцесса. Появившийся жених — красавец, богач, граф казался волшебным подарком и девушке, и отцу.
Кто же знал, что в доме мужа она превратится в заложницу?