— Берите мой скиммер! — бросил он через плечо Гуэ’руну. — Возвращайтесь со своими стажерами в Колонию-23. Расскажите там о случившемся.
— А как же вы? — умоляюще крикнул смотритель.
Эфирный расправил плечи.
— Я буду в порядке, — сказал он, больше самому себе, чем в ответ.
Гуэ’рун и Бенту неловко заторопились к выходу из туннеля. Двое вар син’да как будто хотели броситься вдогонку, но аун’Ши шагнул им наперерез и покачал головой. Он был уверен, что сама его поза окажется очевидной, несмотря на любые культурные различия.
Словно по какой-то беззвучной команде, бескожие гончие рванулись вперед. Совершив обратное сальто, эфирный запрыгнул на громоздкое сканирующее устройство, чтобы не попасть в окружение. Чудовища завизжали и попытались достать тау когтями — он отбил их лапы посохом. Они попытались прыгнуть на аун’Ши, но он вновь не позволил даже прикоснуться к себе. Посох метался, будто размытое пятно, влево и вправо, блокируя и отражая. Один из зверей бросился на эфирного, разинув пасть; тау отступил на шаг, взмахнул оружием по широкой дуге и обезглавил тварь. Оставшиеся три гончие помедлили, переосмысливая опасность добычи. Позволив им перегруппироваться, аун’Ши спрыгнул вниз, так, чтобы сканер оказался между ним и монстрами.
Кто-то из вар син’да пронзительно свистнул, и птичья стая отозвалась на команду. Летающие создания устремились к туннелю, явно собираясь догнать Гуэ’руна. Метнув в них посох, словно копье, эфирный понесся следом. Оружие, насквозь пронзив одну из птиц, упало в подставленную руку аун’Ши; остальная стая снова взмыла к потолку, издавая протестующие вопли.
Вар син’да больше не улыбались, теперь они выглядели озадаченными. Чужак, стоявший в центре, гаркнул какой-то приказ, и двое остальных бросились в атаку. За ними последовали гончие и птицы.
— Я буду в порядке, — вслух напомнил себе аун’Ши.
Противники разом обрушились на него лавиной когтей, клювов и клинков. Ни один не попал в цель. Свободно держа посох, эфирный прижал его к себе, остановив копье, высоко взмахнул древком, попав в птицу, и прямым ударом отбросил в сторону гончую. Он был оком бури насилия. Двое вар син’да, видя собственную неспособность коснуться аун’Ши, не говоря уже о том, чтобы ранить его, вскипели от ярости. Они выкрикивали ему в лицо грязные ругательства. Птицы голосили. Гончие рычали.
Эфирный молчал с бесстрастным лицом. Даже когда зазубренный клинок всё-таки обошел его защиту и оставил глубокую борозду на руке, он не вскрикнул и не утратил концентрацию. Врагов слишком много, понял тау. Он только отражал их удары, не сокращая число противников. Тогда аун’Ши попытался отступить в туннель, подумав, что в более тесном пространстве сумеет сосредоточиться на убийстве, а не простом сдерживании неприятелей.
Одна из гончих вцепилась эфирному в лодыжку, и он рефлекторно пнул её в морду. Исцарапанные костяшки пальцев кровоточили, изодранные птицами. Вдруг ужасно запылала рана в руке, и у тау всё поплыло перед глазами.
«Копье, — решил он. — Что-то на копье. Токсин. Весьма коварно».
Аун’Ши почти добрался до туннеля, когда окончательно перестал чувствовать правую руку. Мучительная боль уже распространялась по груди, казалось, что его кожа горит. Эфирный пытался превозмочь, но не сумел, опустил посох и упал на одно колено. Что-то врезалось ему в скулу, с такой силой, что дернулась голова, а из-за стиснутых зубов хлынула кровь. Мир поплыл, и тау рухнул наземь. Чужаки пинали аун’Ши по хребту, кто-то грыз его за ноги, но всё это происходило где-то вдали и казалось неважным. Все мысли эфирного поглощала рана в руке: он никогда не чувствовал столь жуткой боли, и лед не мог охладить его кожу.
Прошло несколько секунд, и тау смутно понял, что всё ещё жив. Холодные, гладкие ладони поворачивали его голову из стороны в сторону. Аун’Ши, как мог, боролся с забытьем.
— Теналус нен итин? — спросил голос, в котором звучали неприятные, вибрирующие нотки. Пару мгновений спустя эфирному дали пощечину. — Хит’най! Йинаре тенибен марьдж мол кварион?
Оказалось, что один из нападавших склоняется над тау. Собрав все силы, аун’Ши сосредоточил взгляд на чужаке и заметил бледную кожу, высокие скулы и заостренные уши.
— Я не… не понимаю тебя, — пробормотал он.
— Тьяте, — ответил вар син’да, и двое других рассмеялись понятной только им шутке.
Эфирный отстраненно смотрел, как они сковывают его руки и ноги шипастыми цепями, острыми и холодными. Затем тау грубо потащили по льду.
— Что вы делаете? — неразборчиво произнес аун’Ши. — Куда вы уносите меня?
Сумев поднять голову, он увидел, что приближается к арочному проходу и текучему серебристому порталу. Перед тем, как мучительная боль от ран окончательно лишила его дара речи, эфирный успел выдавить одно, последнее слово:
— Зачем?
Вожак вар син’да снова склонился над ним и почти сочувственно похлопал аун’Ши по борозде на руке. Затем, чуть откинувшись, он ударил тау кулаком в челюсть.
Перед тем, как потерять сознание, эфирный успел подумать, что выполнил свой долг ауна. Выиграл достаточно времени, чтобы Гуэ’рун со стажерами успели спастись. Они найдут помощь в Колонии-23, возможно, отыщут его телохранителей, и вернутся за ним. Всё, что нужно делать теперь — ждать и оставаться в живых.
При виде трех перепуганных тау, сбившихся в кучку внутри клетки, зрители громогласно расхохотались. Оркестр грянул какой-то мотив, и укротители с надменным видом, но достаточно живо удалились с арены. Аун’Ши сжал прутья шестиугольной клетки так, что побелели костяшки. Значит, Гуэ’рун, Ха’ла и Бенту не избежали поимки и не добрались до Колонии-23. Никто не придет к нему на помощь. Жизнь кончена.
Эфирный в отчаянии посмотрел на галерею. Керраина обихаживала там нескольких других аристократов вар син’да, подавая им бокалы с золотистым вином. Запрокинув голову, женщина расхохоталась, после чего подошла к краю платформы и подняла руку, в которой держала какую-то вещь. Аудиенция притихла в ожидании, и, по сигналу хозяйки арены, клетка распалась. Как только трое тау спрыгнули с платформы, цепи, сдерживавшие зверей, немедленно разомкнулись. По зрительским рядам прокатилась волна радостных, возбужденных вскриков. Намечалась резня, безнадежная для жертв, а аун’Ши мог только смотреть на происходящее.
Нет, понял тау, он не обязан беспомощно сидеть на месте. Керраина сказала ему, что шестиугольная клетка откроется. «Можешь уйти или можешь остаться», — заявила женщина. Аун’Ши толкнул прутья дверцы перед собой, и она легко отворилась. Теперь не составило бы труда спрыгнуть на песок, перебить тварей и спасти товарищей. Также можно было отказаться выступать перед вар син’да, как он и поклялся, но тем самым умышленно уклониться от исполнения долга эфирного. Несомненно, Керраина осознанно поставила аун’Ши перед невозможным выбором: предать себя или свою паству, но всё равно оказаться предателем. Что бы он ни сделал в следующие несколько секунд, это станет его поражением. Действием или бездействием, эфирный одинаково утолит кровожадность толпы.
От внезапного озарения у аун’Ши перехватило дух. Он почувствовал, что понял ещё одну чужую расу. Вар син’да были ко’тау, «анти-тау»; их существование основывалось исключительно на себялюбии и страдании других, как физическом, так и эмоциональном. Это было абсолютной противоположностью Высшего Блага, и их следовало остановить.
Их следовало уничтожить.
Спрыгнув на песок, эфирный перекатился. Он заметил, что на арене нет оружия, так что ему предстояло либо драться с шипоспинами голыми руками, либо импровизировать. Выбрав второе, аун’Ши схватил один из прутьев распавшейся клетки и взмахнул им, в последний момент ударив атакующую тварь по морде. В черепе создания появилась вмятина, брызнул желтый ихор. Издав разрывающий уши вопль, зверь крутнулся на месте, зацепил тау шипастым хвостом и вырвал несколько кусков синей плоти из ляжки. Эфирный ещё раз опустил оружие в смертоносном замахе, но противник успел отскочить назад.
— Аун’Ши! — крикнул ему Ха’ла. — Сзади!
Два других чудища, привлеченные запахом крови, кружили вокруг бойца. Затем оба вприпрыжку бросились в атаку, но тау был готов. Высоко подпрыгнув, он вонзил прут в покрытое шипами бедро одной из тварей, выпустил оружие, перекатился по песку и поднялся, тяжело дыша. Все три зверя оставались в живых, монстр с половиной черепа издавал какие-то жуткие, неразборчивые звуки. Толпа явно наслаждалась происходящим.