Это была простая, но эффективная система, которая поддерживала наружную температуру улья на несколько отметок выше точки замерзания, но десятилетия, прошедшие без должного ухода, уже сказались на ней. Здесь и там бугорки плотного льда покрывали купол подобно раковым опухолям в точках, где отказала гидротермальная сеть, но станции обслуживания оставались безжизненными. Ни сервиторы, ни команды очистки не трудились на поверхности, изгоняя болезнь. Так обстояли дела на Облазти после завершения Крестового похода Дамоклова залива.
За наглядным процессом энтропии наблюдали двое, что укрывались в ощетинившейся антеннами башне связи. Оба были закутаны в теплую термоодежду серого цвета, но на этом сходство заканчивалось. Один из них возвышался бы над самым высоким человеком, но самым странным в паре был его низкорослый спутник, малозаметные отклонения в осанке и положении плеч которого указывали на чуждое, нечеловеческое происхождение.
— Их мир погибает, но они не замечают этого, — произнес чужак. Он говорил на готике с ледяной точностью создания, овладевшего языком, словно оружием. — Подобная слепота — лор’серра твоего народа. Теневая суть вашей природы.
— Это не мой народ, путник, — отозвался великан. — Наши пути разошлись за тысячи лет до того, как твой народ начал мечтать о полетах к звездам.
— И всё же, Ихо’нен, ты был создан из их плоти и крови. Подобные узы останутся целыми, даже если их разорвать — подобно фантомным болям в утраченной конечности.
— Ты говоришь о собственной ране, — рассудил гигант, названный Ихо’неном.
— Моя рана определяет мою цель, — с ледяной страстью ответил путник.
— Как и моя, — но голос Ихо’нена был лишен эмоций.
Какое-то время они молчали, и каждый блуждал в тенях собственного прошлого.
Наконец, чужак заговорил вновь:
— Я иду по пути ваш’ятол, Ихо’нен, и не могу долго оставаться на этом умирающем мире. Когда мы начнем?
— Я использую Катализатор, — ответил великан. — И он уже здесь.
Местные окрестили внутренний корпус высходдского купола «Железными Джунглями». Пробираясь через мрачный индустриальный лабиринт, закрепленный на окружной стене сектора-19, Ганиил Мордайн находил это название исключительно подходящим. Его путь шел наверх по спирали вдоль купола, по сплетениям переходных мостиков и балочных пролетов, которые вздымались и стонали подобно железному человеку, обрюзгшему от ржавчины. Это было тяжелое восхождение, но дознаватель не поддавался искушению воспользоваться пневматическими лифтами, разбросанными по уровням. Он предпочитал долгий и трудный подъем вполне вероятному падению — быстрому, но бесконечно гибельному.
«Если эта архитектурная ересь прикончит меня, я никогда не узнаю правды о происходящем, — мрачно подумал Ганиил. — Я никогда не узнаю правды о нём. Кровь Ангела, да человек ли этот Калавера вообще?»
Уже почти два месяца Мордайн отсиживался в ветхой гостинице для торговцев, ожидая сообщений от их контакта, пока Кригер успокаивал тревоги герцога местной дешевой лодкой и наркотическими маслами блеск-рыбы.
— Калавера залег глубоко, — объяснил помощник. — Так он действует, так вынюхивает гниль.
— Ты говоришь о нем, как о собаке, Кригер, — подначил дознаватель.
— Как о гончей, — поправил телохранитель, — лучшей, что была у гроссмейстера. И это единственный игрок во всем конклаве, верящий в твою историю. Герцог, у тебя никого нет, кроме него.
— И я, разумеется, благодарен ему за дружбу…
— Дружбу? — Кригер покачал головой. — Нет, герцог, ты полезен ему. Как я уже говорил раньше, Калавера считает тебя ключом к истинному врагу.
— Но я же ни черта не знаю!
Пожатие плечами.
— Возможно, этого и не требуется.
А потом Мордайн попробовал Главный Вопрос, который задавал уже бессчетное число раз.
— Что он такое, Кригер?
И, как всегда, помощник дал тот же пустой ответ:
— Никогда его не встречал. Никто не видел Калаверу, кроме гроссмейстера, а все остальные знали только его имя.
«А я не знал даже имени, — горько подумал Ганиил. — Я был твоим протеже, Эшер, твоим гребаным дознавателем, но ты никогда не доверял мне информацию о своем лучшем оперативнике. И, если ты молчал об этом, что ещё скрывал от меня?»
— Как ты нашел Калаверу? — сменил тактику Мордайн.
— Я? Нет, — ответил Кригер, — это он нашел нас.
— Сделал то, что не удалось всему Дамоклову конклаву?
— Возможно, именно Калавера заметал наши следы.
«Приглядывал за мной, пока я метался с одной унылой захолустной планеты на другую, будто испуганная крыса! Тянул меня за ниточки…»
Ганиил успел схватиться за поручень, когда его ботинок провалился через изъеденное ржавчиной покрытие; выбитые обломки с шумом полетели в бездну под ним. Замерев на месте, Мордайн выжидал, пока мостик не перестал содрогаться. Затем дознаватель осторожно вытащил ногу и вновь проклял Калаверу, который отправил его на это смертельно опасное предприятие.
Двумя днями ранее наконец-то пришло сообщение.
— Калавера нашел их, — передал Кригер. — Тау здесь.
— На Облазти? — пробормотал Ганиил, вновь набравшийся лодки.
— В этом улье, — ответил помощник. — Что бы ни надвигалось, начнется оно здесь. Пора просыпаться и браться за дело, дознаватель.
— Дознаватель… — Мордайн устыдился внезапного ужаса, скрутившего ему кишки. — Я выйду на свет… Конклав явится за мной…
— И найдет человека, исполнившего свой долг, — Кригер даже улыбнулся тогда, хотя, точнее, просто показал зубы. — Так ты сможешь всё исправить.
— Мне нужно встретиться с Калаверой.
— На самом деле тебе нужны бойцы. Армия. Вот что, по его словам, ты должен сделать…
«И вот я снова пляшу под дудочку Калаверы, — с горечью подумал Ганиил, возобновляя подъем. — Но самое скверное здесь то, что он чертовски прав! Мне действительно нужна армия».
И, двумя уровнями выше, армия Мордайна нашла его. Часовые возникли из теней наверху, прыгая по раскачивающимся мосткам с дикой, но изящной уверенностью прирожденных акробатов. Глядя, как они спускаются, дознаватель понял, почему бойцы свили себе гнездо под куполом. Пусть Облазть и не была их родным миром, но в здешних головокружительных джунглях они чувствовали себя хозяевами.
«Если бы не прихоти судьбы, эти воины могли бы стать врагами Империума, — подумал Ганиил. — Свирепость опасно глубоко укоренилась в крови Ивуджийских Акул. В конце концов, их специально выращивают такими».
Кригер объяснил, что жителей Ивуджи-секундус рекрутируют ещё в детстве и быстро делают из них солдат в ходе государственной программы междоусобных войн, где слабые гибнут, а сильные становятся закаленными и жестокими. Это варварская традиция зародилась ещё до вхождения планеты в состав Империума, но Департаменто Муниторум она вполне устраивала, поскольку обеспечивала устойчивый поток испытанных бойцов для Имперской Гвардии.
— Полки Ивуджийских Акул не назовешь хорошо отлаженными, — предупредил помощник, — но они живут, дышат и кровоточат Имперским Кредо. С ними просто нужно правильно обращаться.
Не выказывая ни угрозы, ни повиновения, Мордайн изучал окруживших его людей. Все они обладали худощавыми телами, кожей цвета полированной меди и свисавшими до плеч эбеновыми волосами, заплетенными в замысловатые дреды. У них были четко выраженные черты лица — высокие скулы, резко скошенные зеленые глаза. Судя по внешнему виду, никому из бойцов ещё не исполнилось двадцати, и каждый ивуджиец лучился энергией, в которой словно бы ощущалась ненависть к бездействию.