Демарат с раздражением направился к двери:
— Но я знаю свой долг и донесу на тебя Леониду.
— Ты поклялся молчать.
— Хранить такую клятву куда преступнее, чем нарушить её.
Ликон пожал огромными плечами:
— Эвге! Собственно, клятве твоей я не очень верил. Но я доверяю рассказу Хирама о твоих закладах и ещё более его сведениям о том, где и как ты брал эти деньги.
Получив возможность ответить, Демарат сделал это дрогнувшим голосом — от возмущения или страха:
— Вижу, что меня здесь оскорбляют и унижают. Ну, ладно. Раз я выполняю свою клятву, по крайней мере, позволь пожелать доброй ночи и тебе, и этому «киприоту».
Ликон проводил его до двери:
— Откуда такой пыл? Завтра я окажу тебе услугу. Если Главкон выйдет на бой, я убью его.
— Неужели я должен благодарить убийцу своего друга?
— А если этот друг предал тебя?
— Что ты имеешь в виду?
Даже в неровном свете масляной лампы Демарат заметил злую ухмылку на лице спартанца.
— Конечно же, Гермиону.
— Молчи, именем подземных богов! Кто ты такой, циклоп, чтобы произносить её имя?
— Я не сержусь на тебя. И тем не менее завтра ты будешь благодарить меня. Пентатлон покажется тебе песенкой флейты перед представлением военной трагедии. А «киприота» ты увидишь в Афинах.
Демарат уже не слушал его. Он бежал из таверны в объятия милосердной ночи, под чёрный покров ветвей кипарисов. Голова его пылала. Сердце колотилось. Он оказался соучастником самой низкой измены. Долг перед другом, долг перед страной, давал он эту злосчастную клятву или нет, пели его к Леониду. Какой злой бог привёл его на эту встречу? Тем не менее он не станет разоблачать предателя. II не клятва удерживала его, а отупляющий страх… Оратор прекрасно знал, что именно скрывалось за намёками и угрозами Ликона. К тому же, что если вдруг Ликон выполнил свою похвальбу и действительно убьёт завтра Главкона?
Глава 4
В своём шатре у нижней оконечности длинного стадиона Главкон ожидал последнего вызова на состязание. Друзья только что распростились с ним: Кимон поцеловал, Фемистокл пожал руку, Демарат пожелал: «Зевс да сохранит тебя». Симонид поклялся, что уже подбирает размер для триумфальной оды. Доносившийся снаружи рёв свидетельствовал о том, что стадион наполнен до отказа. Тренеры атлета давали ему последние, самые необходимые советы:
— Спартанец, конечно же, выиграет метание диска, но не унывай. Во всём остальном ты превзойдёшь его.
— Опасайся Мерокла из Мантинеи. Он плут, и его сторонники обновляют свои заклады. Быть может, он задумал хитростью добиться победы. Смотри, чтобы он не обманул тебя в беге.
— И, метая копьё, целься пониже. Ты всегда пускаешь его слишком высоко.
Наставления — и эти и последующие — Главкон принимал с привычной улыбкой. Щёки его не багровели, сердце не трепетало. Через несколько часов его ожидала или вся слава, которая могла пасть на голову победившего в играх эллина, или столь же великий позор, которым не знакомые с благородством сограждане щедро наделяли проигравших. Тем не менее, обращаясь к словам нынешнего дня, «он знал себя и свои собственные возможности». После расставания с детством Главкону ещё не приходилось встречать великана, которого он не мог бы одолеть, или быстроногого Гермеса, которого нельзя было бы обогнать.
Он рассчитывал на победу — пусть даже её придётся вырывать у Ликона — и мыслями своими находился в совершенно иных краях.
«Афины… отец… жена! Вы будете гордиться мною», — вот что думал он в эти мгновения.
Молодой массажист что-то бурчал себе под нос, не одобряя пустоту, откровенно проглядывавшую во взгляде атлета. Тем не менее Пифей, старший из двух массажистов, уверенно шептал о том, что знает господина Главкона существенно дольше и уверен, что тому удастся добиться победы, лишь протянув за ней руку.
— Афина поможет, — наконец пробормотал младший из массажистов. — Я и сам поставил на него половину собственной мины.
Тут за шатром с обеих сторон раздались крики глашатаев:
— Аминта-фиванец, выходи!
— Ктесий из Эпидавра, выходи!
— Ликон-спартанец, выходи!
Главкон протянул вперёд обе руки. Двое тренеров схватились за его ладони.
— Пожелайте мне удачи и славы, добрые друзья! — воскликнул атлет.
— Да помогут тебе Афина и Посейдон! — в искреннем голосе Пифея промелькнула неожиданная хрипотца. Его любимому ученику предстояло серьёзнейшее испытание, и душа тренера была готова последовать за ним на арену.