— Ну, видели?! — воскликнул он, гордый своей работой. — С содержанием этого свитка ознакомятся лишь Леонид, а после него Ксеркс. А потом… — Он усмехнулся, сохраняя серьёзное выражение лица. — А потом люди прославят Фемистокла, сына Неокла.
На какое-то мгновение все трое примолкли. Лодка находилась далеко от берега, тени холмов Саламина, мешаясь с тенью Эгалеоса, горы на Аттическом побережье, уже прикрывали их. За островком Пситталия бурые рыбацкие лодки были заняты своим делом на просторах пролива. А за ними раскрывалась окаймлённая синими горами чаша Элевсина, уже начинавшая вспыхивать под лучами вечернего солнца. Вокруг царили покой, тишина, красота. Вновь взявшись за вёсла, Главкон огляделся.
— А верно сказал мудрец Фалес, — проговорил он. — Ойкумена прекраснее всего сущего, ибо она сотворена богом. Представить себе не могу, что здесь, на тихом море состоится битва, рядом с которой поединок Гектора и Ахиллеса перед воротами Трои покажется смехотворным.
Фемистокл покачал головой:
— Откуда нам знать, мы всего лишь игральные кости. «Тщетны попытки людей постичь замыслы князя Олимпа». Лучше не скажешь. Остаётся лишь полагаться на природную аттическую сообразительность, а всё прочее вверить судьбе. Удовольствуемся надеждой на то, что на сей раз судьба не будет слепа.
Лодка качалась на волнах.
— Солнце уже близится к закату, — наконец заметил Демарат, — посему направимся к гавани.
На обратном пути Гермиона встретила их в Пирее, и в сгущающихся сумерках вся компания отправилась к городу, а там каждая группа повернула своим путём. Фемистокл вернулся домой, куда, по его словам, должен был прийти Сикинн. Кимон и Демарат завернули в ближайшую таверну за вечерней чашей вина. Главкон с Гермионой поторопились к своему дому, расположенному в пригороде Колон возле журчащего Кефиса, где в старых чёрных оливах возле ручья звёздной ночью успокоительно пели кузнечики, где сверкали огромные светляки, где пел соловей Филомела, где высокие платаны негромко перешёптывались с соснами. Потом Гермиона уснула и забыла о нашествии персов… Ей снилось, что Главкон был Эротом, а она Психеей и Зевс подарил ей крылья бабочки и увенчал короной из звёзд.
Демарат вернулся домой много позже. После ударившего в голову прамнийского вина вместе с Кимоном и прочими они отправились развлекаться в Керамик — к женщинам, не пользовавшимся репутацией добродетельных. Впрочем, вылазка оказалась неудачной, и Демарат расстался с друзьями. Переполненная всякими мыслями голова его словно бы погрузилась в туман. Ещё бы, в этот день Фемистокл поделился с ним бесценным секретом, о котором ведомо лишь им двоим и Главкону… А Главкон, как полагали в городе, уже посещал купца-вавилонянина и его ковёрную лавку. В эту тему вплеталось сознание того, что даже Елена Троянская не была столь прекрасна, как Гермиона из Элевсина. Впрочем, когда Демарат заявился в конце концов к себе домой, мысли его прояснились буквально в одно мгновение после того, как он прочёл два письма. Первое было коротким: «Фемистокл Демарату. Сегодня вечером я кое-что выяснил. Сикинн, обследовавший Афины, не сомневается в том, что в городе укрывается персидский лазутчик. Схвати его. Хайре».
Второе письмо оказалось ещё короче. Оно прибыло из Коринфа. «Сокий-купец Демарату. Тирренские пираты захватили корабль. Пропали и экипаж и груз. Хайре».
В ту ночь оратору так и не довелось смежить глаза.
Глава 5
Демарата ожидала гибель. Что толку ждать от Сокия описания захвата корабля во всех подробностях? Не сумев разыскать весьма крупную сумму за три дня до праздника Панафиней, он пропадёт. Все узнают о том, что он напустил лапу в корабельные деньги. Его отдадут на пытку. Фемистокл выступит против него. Суд не станет ожидать доказательств. Его заставят выпить ядовитый отвар цикуты, болиголова, а тело кинут на потраву воронам в Баратрум, открытую яму, место погребения афинских преступников.
Был ещё один выход: пойти к Главкону, признаться во всём и попросить взаймы денег. Их у Главкона хватало. Ему могли помочь и Конон и Гермипп. Однако Демарат достаточно знал Главкона, чтобы понять: деньги атлет отыщет, однако внезапное открытие приведёт его в ужас. Главкон спасёт от смерти старого приятеля, но этим вся их дружба закончится. Он сочтёт своим долгом рассказать кое-что Фемистоклу, и этого хватит, чтобы политическая карьера Демарата погибла навеки. Поэтому о Главконе пришлось забыть, и оратор занялся поисками других сильнодействующих средств.