Вдобавок ко всему, он все же чувствовал на себе неприятный испытующий взгляд, имеющий оттенок вкрадчивого ожидания и злорадства. И мерзость заключалась в том, что Шем не имел ни малейшего желания находиться здесь, его естество отчаянно боролось против принуждения, толкавшего идти по пустынной долине, отчего он горячо молился своим богам.
Шем, нищий, проснулся от собственного крика, прямой как стрела, на провонявшем потом соломенном тюфяке и просидел, не смыкая глаз, до самого утра.
Боаз брился в заведении Ниссана-цирюльника. Темные круги под глазами и измученный взгляд выдавали болезненность лица, с резким контрастом выражающим наемного убийцу.
…С того времени, как Шем рассказал свой сон, меня начали мучить те же кошмары. Но прошлой ночью мне удалось пройти долину, я проснулся возле двух больших неподвижных камней. Поистине, это дьявольское место. Похоже, незаконнорожденный сын Ерлика наложил на меня проклятие!
Ниссан улыбнулся и сказал:
— Всемогущий Боаз убоялся сна! Хотя, — добавил он быстро, увидев гневный взгляд клиента, — подобный сон может напугать каждого. Мой совет: иди в Дом Наслаждения Шайи и наполни себя вином и женщиной. Держу пари, там ты забудешь свой нездоровый сон довольно быстро.
Боаз ухмыльнулся и приподнял ногу.
— Возможно, возможно. Но посмотри сюда.
Его ноги были испещрены порезами, одни начали заживать, другие казались свежими и кровоточили.
Несколькими днями позже Ниссан, цирюльник, стал весьма испуганным человеком. Заметно прихрамывая, он дошел до Площади Королевской Милости, свернул к Храму Анахиты, речной богини, которая покровительствовала его клану, и уединился с приходским священником.
…Итак, я прошел между двух исполинских камней, о которых говорил Боаз, и оказался в долине, очень похожей на первую, если бы не кольцо ограничивающих ее скал. На дальнем конце я увидел полукружье неподвижных камней на подходе к огромному утесу. Монсеньор, вы должны помочь мне. Представьте ваше собственное тело, движущееся помимо вашей воли… и каждую ночь становится все хуже. Не мне бороться со снами. Я не молод, здоровье мое пошатнулось, к тому же это… — сказал он, поднимая изуродованную ожогами и порезами ногу.
Священник в страхе отшатнулся.
— Вне всяких сомнений, это не обычный сон, это дело рук некроманта. Не держит ли этот Боаз за что-нибудь зуб на тебя?
— Нет, монсеньор. Он один из наемников Бартлока, который взимает десятину с заработков нищих, карманных и храмовых воров… — Он замялся в смущении, потом начал снова. — Уже два года Боаз приходит ко мне каждую неделю, чтобы побриться. За это время я не причинил ему иного зла, разве только случайно порезал.
— Подожди здесь, — велел священник. Через минуту он вернулся, держа в руках амулет и палочку. С помощью последней он начертил вокруг цирюльника, беспрерывно взывая к силе Анахиты, и трижды окропил его водой из наконечника. Затем он повязал амулет на шею цирюльника и произнес:
— Возьми и носи, не снимая. Это священный талисман, благословлен самим Первосвященником. На нем выгравированы три магических символа защиты. С ним ты будешь в безопасности. Богиня удовольствуется приношением двадцати зардов.
Ниссан настоял на тридцати; священник безмолвно взирал на это указание, как на воистину великий страх цирюльника, что священнику помешало положить в карман десятью зардами больше, помимо тех пяти, которые он заработал.
Выйдя из храма, Ниссан облегченно вздохнул. Он почувствовал себя настолько обновленным, что остановился у Помоста для Экзекуции поглазеть в толпе зевак на Королевскую Милость.
Когда сон не вернулся, Ниссан принялся возносить хвалу Анахите и ее священникам, наполняя патетическими гимнами уши своих клиентов, и даже не требовал с храма платы за новообращенцев.
Меж тем Шамаш, священник, не ликовал. На четвертый день, будучи, во внезапном и небывалом порыве религиозности, он решил, что Богиня прокляла его за присвоение тех десяти зардов и вознамерился исповедаться у Гудеи, главного служителя культа.
Шамаш вошел в роскошные покои Гудеи, тот поднял глаза от стола, вырезанного из монолитного куска малахита и сказал скучным голосом:
— Мне сказали, что ты хочешь исповедаться в грехе. Согрешил ли ты против Богини?
— Да.
— Каким образом?
— Я утаил от казны десять зардов, полученные сверх положенной платы. Богиня разгневалась на меня…
— Довольно. Проклятие положено между тобой и Богами. Верни двадцать зардов Храму, ищи мира с Богами и сними проклятие у священников Дома Гнева.
— Повинуюсь, Отец мой.