Как я пытался доказать, это повышенное внимание правых к "гендеру" отвлекает внимание от различных социальных и политических сил, которые на самом деле разрушают мир, каким мы его знаем: разрушение климата, война, капиталистическая эксплуатация и социально-экономическое неравенство, усиление прекарности и экономической заброшенности, глобальные трущобы, бездомность, лагеря для заключенных, системные формы расизма, дерегулирование, неолиберализм, авторитаризм и новые формы фашизма. Но даже в этом случае мы не можем сделать вывод, что "гендер" - это лишь способ отвлечь внимание от этих других, более разрушительных сил, поскольку гендер связан с интимным чувством пережитого телесного опыта, чувством того, кто есть человек, воплощенными контурами "я", а для некоторых и чувством якоря, скрепляющего архитектуру "я". Если вам говорят, что пол, присвоенный при рождении, не обязательно совпадает с полом, принятым со временем, это тревожит только тех, кто хочет думать о своем собственном присвоении пола не столько как о юридическом акте, совершенном в соответствии с кодифицированными нормами, сколько как о непреложной истине о себе. Возможно, некоторые действительно живут с полом как с неизменной истиной, и это, конечно, приемлемо. Но выводить из этого опыта теоретическое обобщение или, более того, универсальное правило - значит навязывать жестокую фальшь тем, кто проживает гендер по-другому. И все же гендер представлен правыми как пугающий не только потому, что он выставляет изменчивым то, что когда-то считалось неизменным, но и потому, что если другие могут заниматься гомосексом, изменять пол или наслаждаться сексуальными образами, которые правые либо отрицают сами, либо считают немыслимыми, значит, другие реализуют человеческие возможности, которые переопределяют то, что считается человеческим. Отрицание человеческих возможностей становится, как это ни парадоксально, требованием нормативной самоценности в таких условиях, и поэтому эти люди живут тем, что для них самих было установлено как немыслимое. Сделать их немыслимыми означает, что их нельзя вообразить, поэтому, когда они появляются, они появляются как фантомы, способные разрушить гетеронормативную самость, привязанную к первичной половой принадлежности, которая основывается на их отрицании. Конечно, транс-людей могут думать и представлять себе многие, кто не является трансом. То же самое относится и к абортам, и к лесбийской и гомосексуальной сексуальности. Но для трансфобных людей, как только жизни трансов становятся мыслимыми, публичными и воображаемыми, они предстают не как человеческие возможности, которые нужно утвердить, а как угрозы человеку: монстры, фантомы, нацеленные на разрушение сексуального порядка, который молчаливо воспроизводит архитектуру трансфобного эго. Запрет на саму мысль о трансе приводит к ее возвращению в параноидальных фантазмах. В свою очередь, это порождает парадоксальную ситуацию, в которой правые и их союзники из числа транс-исключающих феминисток, очевидно, все время думают о них. И при определенных политических условиях эти фантазмы могут быть распространены для получения поддержки движений, нацеленных на "гендер" и обещающих восстановить патриархальные порядки, которые процветают на ярких и токсичных тавтологиях: секс есть секс, и никакие дебаты или изменения не допускаются.
В мае 2022 года, незадолго до своего избрания премьер-министром Италии от правой партии, Джорджия Мелони присутствовала на митинге андалузской реакционной партии Vox в Марбелье (Испания), чтобы предупредить об угрозе, которую представляют для Испании и Европы в целом "идеология Греты Тунберг", "Зеленый новый курс" и другие формы "климатического фундаментализма". Но самой страшной угрозой, заявила она, остается "идеология гендера", которая подавляет разницу между мужским и женским началом, которая направлена на исчезновение женщин и смерть матери, а затем она призвала женщин и матерей восстать и бороться за свою "половую идентичность". Затем ее рассуждения перешли в злобную карикатуру на мигрантов из Северной Африки, жестоко обращающихся с детьми. Идеология гендера сродни "нашествию" мигрантов, поскольку и то, и другое угрожает традиционной семье и ее задаче воспроизводства этнически чистой семьи и нации. Переход от одной темы к другой без перехода предполагает метонимическую связь между ними: гендер - это нежелательный и жестокий мигрант, а североафриканцы приносят в Европу жестокость, и оба они угрожают нации и самой Европе. Гендер и раса переплетаются как фантом, угрожающий национальной идентичности. Лишь в конце своего выступления она добавила, казалось бы, обязательную ссылку на "Голдман Сакс", которому, по ее словам, не место в Италии. Мелони занялась политикой в пятнадцать лет, вступив в группу бывших фашистов, Молодежный фронт Итальянского социального движения. В своей речи она переходит от упоминания еврейских финансов к прогрессивным интеллектуалам, исламскому фундаментализму и светским левым во имя "народа", понимаемого как западный, христианский и европейский. Попутно она несколько раз выкрикнула, словно исполняя национальный гимн: "Нет гендерной идеологии, да половой идентичности!".