– Мы – женщины обряда одиннадцатого года. Вшестером мы стоим на страже границы между девичеством и женской зрелостью. Только с нашей помощью вы можете свободно перейти ее. Я – Ада, Старшая.
– Я – Госпожа Абади, городская целительница, – сказала невысокая женщина рядом с ней. Ее руки были плотно прижаты к струящемуся желтому платью.
– Я – Очи Нака, – сказала следующая. У нее была очень темная кожа и пышная фигура, подчеркнутая шикарным фиолетовым платьем. – Портниха на базаре.
– Я – Зуни Ван, – под ее свободным недлинным синим платьем были штаны – редкость для джвахирских женщин. – Архитектор.
– Я Абео Огундиму, – сказала моя внучатая тетка и усмехнулась. – Мать пятнадцати детей.
Женщины засмеялись. Все мы засмеялись. Пятнадцать детей – та еще работка.
– А я – Нана Мудрая, – сказала вызывающая благоговение старуха, оглядев каждую из нас единственным зрячим глазом. Горб на спине навсегда наклонил ее вперед. Моя старая тетка по сравнению с этой женщиной была молодой. Голос Наны Мудрой звучал чисто и сухо. – Теперь скажите, как вас зовут, чтобы всем познакомиться.
– Луйю Чики, – сказала девочка рядом со мной.
– Дити Гойтсемедиме.
– Бинта Кейта.
– Оньесонву Убейд-Огундиму.
– Эта, – Нана Мудрая показала на меня пальцем.
Я перестала дышать.
– Выйди вперед, – сказала Ада.
Я слишком долго готовила себя к этому дню. Всю неделю почти не ела и не спала – боялась боли и крови. Наконец-то смогла с этим всем смириться. А теперь у меня на пути встанет эта старуха.
Нана Мудрая осмотрела меня сверху донизу. Не спеша обошла кругом, глядя снизу вверх, как черепаха из панциря. Покряхтела.
– Расплети волосы.
Только у меня длины волос хватало для косы. В Джвахире женщины носили короткие стильные стрижки – еще одно отличие от маминой деревни.
– Это ее день. Не надо ее ничем связывать.
От облегчения кровь прилила к лицу. Пока я расплетала косу, Ада спросила:
– Кто из вас до сих пор нетронут?
Руку подняла только я. Девочка по имени Луйю хихикнула, но осеклась, когда Ада заговорила снова.
– Кто, Дити?
Дити издала неловкий смешок.
– Одноклассник, – тихо проговорила она.
– Его зовут?
– Фанази.
– Было соитие?
Я тихо ахнула. Это невообразимо. Мы же такие маленькие. Дити помотала головой и сказала:
– Нет.
Ада продолжила.
– Кто, Луйю?
Луйю ответила только дерзким взглядом, а Ада так быстро шагнула к ней, что я не сомневалась – она сейчас ударит ее по лицу. Луйю не шелохнулась. Она с вызовом выставила подбородок. Меня это впечатлило. Я обратила внимание на одежду Луйю, сшитую из дорогой ткани. Она была яркая, ни разу не стиранная. Луйю из богатой семьи и явно не считает, что обязана отчитываться хоть бы и перед Адой.
– Я не знаю его имени, – наконец сказала она.
– Ничто не покинет этих стен, – сказала Ада, но я почувствовала в ее голосе угрозу. Наверное, Луйю тоже.
– Вокике.
– Было соитие?
Луйю молчала. Потом посмотрела на человека-рыбу на стене и сказала:
– Да.
У меня отвисла челюсть.
– Как часто?
– Много раз.
– Зачем?
Луйю насупилась.
– Не знаю.
Ада бросила на нее суровый взгляд.
– Отныне ты будешь воздерживаться до замужества. Отныне ты должна соображать, что к чему.
Она перешла к Бинте, которая все это время плакала.
– Кто?
Бинта ссутулилась еще сильнее и заплакала горше.
– Бинта, кто он? – снова спросила Ада.
Затем она обернулась к пяти другим женщинам, и те обступили Бинту так тесно, что Луйю, Дити и мне пришлось вытягивать шеи, чтобы ее увидеть. Она была самой маленькой из четырех.
– Здесь ты в безопасности, – сказала Ада.
Другие женщины стали гладить Бинту по плечам, щекам, шее и тихо напевать:
– Здесь тебя никто не тронет, здесь безопасно.
Нана Мудрая коснулась ее щеки.
– Отныне все присутствующие в этой комнате будут повязаны, – сказала она своим сухим голосом. – Ты, Дити, Оньесонву и Луйю будете защищать друг друга, даже когда выйдете замуж. И мы, Старшие, будем защищать вас всех. Но нашу связь сегодня может скрепить только правда.