Его руки уверенно пробрались мне под кофту. Я не возразила, когда он начал мять мои груди. Он не возразил, когда я поцеловала его в шею и расстегнула ему рубашку. Я почувствовала боль между ног – острую отчаянную боль. Такую резкую, что я подпрыгнула. Мвита отстранился. Быстро поднялся.
– Я пойду.
– Нет! – сказала я, тоже вставая.
Боль уже разошлась по всему телу, так что я не могла выпрямиться.
– Если я не уйду…
Он протянул руку и потрогал мою цепочку, торчащую наружу из-за того, что он возился с моей кофтой. В голове пронеслись слова Аро: «Это должен видеть только твой муж». Я вздрогнула. Мвита вынул изо рта и протянул мне мой алмаз. Со слабой улыбкой я приняла его и вернула под язык.
– Я нечаянно с тобой обручилась.
– Да кто в это верит? Слишком уж просто. Я к тебе загляну через пару дней.
– Мвита, – выдохнула я.
– Лучше, если ты останешься нетронутой… пока.
Я вздохнула.
– Скоро придут твои родители.
Он задрал на мне кофту и нежно поцеловал сосок. Я содрогнулась от резкой боли между ног и плотно их сжала. Он грустно посмотрел на меня, так и не убрав руку с моей груди.
– Тебе больно, – виновато сказал он.
Я кивнула со сжатыми губами. Болело так, что темнело в глазах. По лицу текли слезы.
– Тебе полегчает через пару минут. Жалко, что мы не познакомились до того, как ты это сделала. Скальпель, которым они пользуются, обработал Аро. На нем лежит заклятие – женщине становится больно, когда она слишком возбуждается… пока она не выйдет замуж.
Глава одиннадцатая
Решимость луйю
Когда он ушел, я пошла в свою комнату плакать. Больше никак не могла обуздать ярость. Теперь понятно, почему у них были скальпели вместо лазерных ножей. Скальпель проще устроен, его легче заколдовать. Аро. Всегда Аро. Почти всю ночь я придумывала, как бы мне ему навредить.
Сначала хотела сорвать с себя цепочку и выплюнуть камень в мусор, но не смогла решиться. Две эти вещи незаметно стали частью меня. Без них мне было бы стыдно показаться на людях. В ту ночь я не сомкнула глаз. Слишком злилась на Аро, слишком боялась, что мой кровный отец снова придет во сне.
Следующей ночью я уснула просто от усталости. К счастью, красный глаз не появлялся. Мне было уже получше, когда я встретилась после уроков с Бинтой и Дити.
– Слышали про фотографа? Говорят, у него все ногти выпали! – поделилась Дити, игриво перекатывая во рту алмаз.
– И что? – спросила я, опершись о стену школы.
– А то, что это отвратительно! – огрызнулась Бинта. – Что он за человек вообще?
– Где Луйю? – я решила сменить тему.
Дити хихикнула.
– Может, с Кэйси. Или с Гваном.
– Вот увидите, за Луйю дадут самый большой выкуп, – сказала Бинта.
Интересно, эти мальчики пытались тискать Луйю?
– А Калькулюс? – спросила я.
Калькулюс нравился Луйю больше всех. А еще он лучше всех в классе соображал в математике. У всех трех моих подружек было по несколько поклонников: больше всех у Луйю, на втором месте Дити. Бинта о своих разговаривать отказывалась. Мы болтали, и тут из-за угла вышла Луйю. Вокруг глаз у нее были темные круги, а шла она согнувшись.
– Луйю! – вскричала Дити. – Что случилось?
Бинта схватила Луйю за руку и заплакала.
– Посадите ее! – крикнула я.
Луйю сжимала и разжимала дрожащие кулаки. Затем ее лицо сморщилось, она пискнула от боли.
– Я позову кого-нибудь, – вскочила Бинта.
– Нет! – сумела проговорить Луйю. – Не надо.
– Что случилось? – спросила я.
Мы втроем сели на корточки вокруг нее. Луйю уставилась на меня пустыми глазами.
– Ты… ты, может, и знаешь, – сказала она мне. – Со мной что-то не так. Кажется, меня прокляли.
– Что ты?..
– Я была с Калькулюсом, – она помолчала. – Под тем деревом, где вокруг кусты.
Мы закивали. Там школьники всегда уединялись. Луйю нехотя улыбнулась.
– Я не такая, как вы трое. Ну, может, Дити меня поймет.
Бинта достала из сумки бутылку воды и протянула Луйю. Та отпила, а затем заговорила с яростью, которой я в ней не подозревала.
– Я пыталась, но я это люблю. Всегда любила! Почему нельзя?
– Луйю, что… – начала Дити.
– Целоваться, обниматься, трахаться, – сказала Луйю, глядя на Дити. – Ты ведь знаешь. Это приятно. Мы с тобой давно это знаем, – она взглянула на Бинту. – Это приятно, когда все хорошо. Я знаю, что теперь мужчинам нельзя нас трогать, и я пыталась!
Я взяла ее руку, но она отдернула.
– Я три года пыталась. Потом однажды пришел Гван, и я дала себя поцеловать. Сначала было хорошо, но потом стало плохо. Мне… стало больно! Кто такое со мной сделал? Нельзя же просто…